Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери — часть комплекса храма Воскресения Христова (Спас на Крови) в Санкт-Петербурге. Памятник русской церковной архитектуры начала XX века. Расположена по адресу набережная канала Грибоедова, дом 2А.





История

Похожие по исполнению на будущую часовню объекты можно видеть в проекте Спаса на Крови архимандрита Игнатия, созданном в 1883 году. По этому замыслу часовен должно было быть две и они являют собой угловые башенки на ограде храма. Данный проект был значительно изменён архитектором Альфредом Парландом, после чего утверждён в 1887 году. В конечном проекте часовня одна и является отдельно стоящей постройкой.

Часовня храма Воскресения Христова была завершена в 1907 году, и 10 мая[1] (27 апреля) 1908 года освящена митрополитом Санкт-Петербургским и Ладожским Антонием во имя Иверской иконы Божией матери. Часовня-ризница использовалась для хранения икон (среди прочих «Распятие», авторство которого приписывалось Боровиковскому[1]) и прочих даров, поднесённых в память о кончине Александра II. Кроме того, там также были собраны некоторые архивные материалы, посвящённые строительству собора[2].

В годы Советской власти часовня не функционировала по прямому назначению и использовалась под различные хозяйственные нужды. Были утрачены некоторые элементы убранства: в частности, мозаичная Иверская икона, находившаяся на восточной стене; а также хризма, венчавшая здание вместо креста.

В 1996 году часовня была впервые отреставрирована. Была восстановлена мозаичная икона Спаса Нерукотворного, располагавшаяся над входом в часовню.

В 2005 году по архивным фотографиям была воссоздана хризма, венчающая часовню.

Ныне часовня-ризница используется в выставочных целях. Как часть комплекса Спаса на Крови, признана памятником истории и культуры федерального значения[3].

Архитектура и убранство

Часовня представляет собой прямоугольное одноэтажное здание, увенчанное большим куполом. Купол в плане являет собой восьмерик. Его завершение напоминает шатёр, однако выполнено в иных пропорциях и по высоте меньше барабана. Венчает данную конструкцию хризма, представляющая собой греческие буквы «хи», «ро», «альфу» и «омегу», вписанные в круг.

Во внешней отделке использован кирпич. Украшениями служат изразцы и мозаичные иконы.

Часовню окружает ограда, выполненная аналогично той, что отделяет Спас на Крови от Михайловского сада.

Напишите отзыв о статье "Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери"

Примечания

  1. 1 2 [gov.spb.ru/today?jubilee=3434 Официальный портал Администрации Санкт-Петербурга]
  2. [www.citywalls.ru/house1444.html Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери на сайте Citywalls.ru]
  3. [www.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810507003 Памятники истории и культуры (объекты культурного наследия) народов Российской Федерации]

Литература

  • В. В. Антонов, А. В. Кобак «Святыни Санкт-Петербурга». Т. 1. Санкт-Петербург, 1994.

Отрывок, характеризующий Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери

– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.