Чиж (журнал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
ЧИЖ
Специализация:

детский

Периодичность:

один раз в месяц

Язык:

русский

Адрес редакции:

Ленинград, Невский, 28 («Дом книги»)

Главный редактор:

Г. Дитрих (до 1932 г.)
Н. Гернет (1932 — 1937 годы)

Страна:

СССР СССР

«ЧИЖ» — ежемесячный журнал для самой младшей возрастной группы читателей, выпускавшийся в Ленинграде детским отделом Государственного издательства (с 1935 года — ДЕТГИЗом) с января 1930 года по июнь 1941 года.

Первоначально выходил в качестве приложения к журналу «ЁЖ», ориентировавшемуся на подростковую аудиторию, позже стал самостоятельным изданием. Авторами литературных материалов выступали Е. Шварц, Н. Олейников, участники литературной группы ОБЭРИУ: Д. Хармс, А. Введенский, Н. Заболоцкий. Главный консультант и идеолог журнала — С. Маршак. В качестве расшифровки названия редакция предлагала, как основной, вариант Чрезвычайно Интересный Журнал[1].



История журнала

Детский отдел редакции был расположен в трёх комнатах на пятом этаже «Дома Книги» (ранее известного как Дом компании «Зингер») на Невском проспекте Ленинграда. Одну комнату занимали редакторы, вторую — художники, маленький угловой кабинет — С. Маршак. Отдел начал формироваться в середине 1920-х годов по инициативе К. И. Чуковского и к началу 1930-х годов включал коллектив уникальных, талантливых авторов, в среде которых родилась концепция журнала для школьников среднего возраста «ЁЖ».

Опираясь на опыт создания «ЕЖа» и учитывая возрастные особенности и интересы более младшей аудитории, к январю 1930 года был подготовлен и выпущен первый номер «ЧИЖа». На его обложке был расположен хрестоматийный портрет Володи Ульянова, там же впервые опубликовано стихотворение С. Маршака и Д. Хармса «Весёлые чижи»[2]. Редакцию в этот период возглавил 24-летний писатель, организатор первых пионерских отрядов Г. Дитрих[3]. Главный консультант изданий, постоянно занятый Маршак не мог уделять им достаточного внимания, настоящими хозяевами журналов стали Е. Шварц и Н. Олейников (по воспоминаниям современников, сочетание «Шварц — Олейников» воспринималось, как «Салтыков-Щедрин»)[4].

Через два года заведующей редакцией редактором «ЧИЖа» стала Н. Гернет. Она вспоминает: «Редакция была веселая. Писатели и художники приходили, как домой, сидели весь день, рассказывали, читали, придумывали, устраивали литературные розыгрыши и мистификации. Нам, сотрудникам редакции, заниматься непосредственно журналом было почти невозможно. Но мы ловили стихи, темы, мысли, которые могли пригодиться журналу; работали, когда проголодавшиеся писатели уходили обедать»[1]. Авторы ввели в журнал несколько разделов, которые совершенно по-новому подавали литературный и художественный материал для детей: первые регулярно публикуемые советские комиксы Б. Малаховского с постоянным персонажем «Умная Маша», литературный «журнал в журнале» «Красная шапочка» с новыми произведениями Д. Хармса, А. Введенского, Э. Паперной, Н. Гернет, раёшники Е. Шварца. Уровню литературного материала соответствовали иллюстрации Б. Антоновского, Н. Радлова, В. Конашевича, Ю. Васнецова, Е. Чарушина, В. Курдова, А. Пахомова, В. Лебедева, Н. Тырсы и других художников.

К 1936 году тираж журнала достиг 75 тысяч экземпляров[5], в 1938—100 тысяч[6]. Сравниться по популярности с «ЧИЖом» было не в состоянии ни одно детское периодическое издание тех лет[1].

Никогда в России, ни до, ни после, не было таких искренне весёлых, истинно литературных, детски озорных детских журналов
Корней Чуковский[1]

С самого начала существования журнал подвергался пристальному вниманию политической цензуры и критике властей в аполитичности и буржуазности. Особенно это относилось к творческому вкладу обэриутов. Если до середины 1930-х годов давление ограничивалось административными мерами в отношении творческого процесса, то после авторы были репрессированы по политическим мотивам. В 1937 году арестованы 9 сотрудников редакции и авторов журнала, в том числе Н. Олейников, Г. Дитрих, Т. Габбе, А. Любарская. Большинству оставшихся работников предложено увольнение, навсегда оставила редакционную деятельность Н. В. Гернет. В предвоенные годы журнал существенно изменился по содержанию и оформлению. Его авторами стали М. Зощенко, Ю. Герман, Е. Данько, Л. Квитко и др. С началом Великой Отечественной войны журнал был закрыт.

Напишите отзыв о статье "Чиж (журнал)"

Литература

  • Рахтанов И. А. Рассказы по памяти. — 3-е изд., доп. — М., 1971. — С. 109—144.
  • Олейников А. Н. Поэт и его время// Олейников Н. М. Пучина страстей. — Л., 1990. — С. 26—50.

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.librero.ru/article/dety/gurnaly_eg_i_4ig.htm «Журналы ЁЖ и ЧИЖ» // Авторские проекты сайта librero.ru]
  2. [s-marshak.ru/periodika/30/1930/01.htm Личный архив С. Маршака на s-marshak.ru]
  3. [www.belousenko.com/wr_Dicharov_Raspyatye2_Ditrikh.htm Георгий Станиславович Дитрих (1906-1943)] (рус.). Электронная библиотека Александра Белоусенко. Проверено 13 февраля 2013. [www.webcitation.org/6ESvxKATz Архивировано из первоисточника 16 февраля 2013].
  4. [www.port-folio.org/2004/part864.htm Святозар Шишман, «Воспоминания» на port-folio.org]
  5. [www.ljplus.ru/img3/f/l/florimelle/mary_1.jpg Выходные данные журнала «ЧИЖ» на задней странице обложки № 11 за 1936 год.]
  6. [expositions.nlr.ru/ex_rare/child_journals/chig.php Ленинградские детские журналы 1920-1930-х годов: Журнал «Чиж» (1930–1941)]

Отрывок, характеризующий Чиж (журнал)

25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.