Шкема, Антанас

Антанас Шкема

Антанас Шкема (лит. Antanas Škėma; 29 ноября 1911, Лодзь, Польша — 11 августа 1961, штат Пенсильвания, США) — литовский писатель, драматург, актёр и режиссёр, деятель литовской эмиграции в США.

Биография

Антанас Шкема родился 29 ноября 1910 (1911 по новому стилю) года в польском городе Лодзь в семье литовского учителя. В Лодзи семья Шкемы проживала вплоть до Первой первой мировой войны. Затем последовали многократные переезды — им приходилось жить в различных точках России и Украины. Эти воспоминания детства затем найдут богатое воплощение в текстах Шкемы. В 1921 году им удаётся вернуться в уже независимую Литву, где Антанас поступает в Kauno «Aušros» gimnazija (Каунасская гимназия «Заря») — первую гимназию эпохи межвоенной независимости Литвы, выпускниками которой впоследствии станут многие значительные деятели литовской культуры и политики. После окончания гимназии Шкема в 1929 году поступает на медицинский факультет Литовского университета (так тогда назывался Университет Витовта Великого), в 1931 году перевёлся на юридический факультет. В 1935 он поступает в театральную студию. Ещё до её окончания Шкема будет принят в труппу Каунасского государственного театра, где занят практически во всех спектаклях вплоть до 1944 года, а также сам режиссирует постановки.

Не имея никаких иллюзий относительно собственных перспектив в условиях советского режима, в 1944 году Шкема незадолго до вступления Красной армии в Литву бежит на Запад. Пройдя лагеря для перемещённых лиц в Германии, к 1949 году он оказывается в США, где и остаётся жить. Как и многие представители литовской эмиграции Шкема вынужден зарабатывать на жизнь разнообразным физическим трудом, занимая низкооплачиваемые должности рабочего на фабриках и лифтёра. Именно работник отеля, закрывающий за постояльцами двери лифтов, станет героем его самого значительного текста «Balta drobulė», известного в русском переводе как «Белый саван». Одновременно с этим он продолжает творческую деятельность: играет и ставит спектакли в эмигрантском литовском театре, пишет прозаические тексты, пьесы и критические статьи. 11 августа 1961 года Антанас Шкема погиб в Пенсильвании в автокатастрофе.

Творчество

Наиболее известным текстом Шкемы является его единственный роман «Белый саван», где нашли отражение события биографии писателя. Главный герой романа если и не является alter ego, то в значительной степени воспроизводит личность автора. Из его воспоминаний часто заимствуется хронотоп текстов, где фигурируют места жизни писателя до эмиграции и, прежде всего, довоенный Каунас. Будучи одним из наиболее радикальных новаторов литовской литературы ХХ века, Шкема широко использует модернистские и постмодернистские приёмы и эстетику. Повествование в романе «Белый саван», который может с уверенностью претендовать на звание одного из лучших текстов эмигрантской литературы, строится нелинейно. Разные временные пласты, восстанавливаемые в памяти главного героя, создают мозаичную картину судьбы человека, ставшего свидетелем глобальных изменений в мире и пережившего личную драму. При этом, чем страшнее происходящее, тем спокойнее относится к нему герой романа. Единственное, что способно вызвать в нём яркие эмоции — любимая женщина, связанная узами брака. Ощущение скрытой трагической сущности бытия, его имманентной катастрофичности, сталкивается с масштабом личности героя и вписано в контекст мировой культуры богатыми интертекстуальными отсылками и скрытыми цитатами. Неоднороден также и лексический состав романа — в тексте библейские цитаты могут соседствовать с грубой бранью и т. д. Очевидно, что такой рваный стиль романа имеет цель репрезентировать действительность глазами психически больного человека, «невротика», как герой называет сам себя в начале текста.

Ссылки

• [krotov.info/yakov/6_bios/59/1961_shkema.htm Шкема и литература эмиграции]
• [test.svs.lt/?VilniusRu;Number%28210%29;Article%285149%29; Литовская литература эгзиля]
• [kuncinas.com/lithuanian_literature.htm Краткая история литературы Литвы]
• [krotov.info/library/25_sh/ke/ma.htm Солнечные дни — сборник рассказов Шкемы]

Отрывок, характеризующий Шкема, Антанас

На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.