Адильс

Адильс
полулегендарный король свеев

Адильс — полулегендарный король свеев из династии Инглингов (Скильфингов), отождествляемый с Эадгильсом, одним из персонажей поэмы «Беовульф».

В «Саге об Инглингах»

Адильс был сыном Оттара Вендельской Вороны. В одном из набегов на Страну Саксов он захватил рабыню по имени Ирса и женился на ней. Позже её захватил в набеге Хельги, конунг Хлейдра, и увёз с собой. Ирса родила Хельги сына, Хрольва Жердинку. Когда Хрольву было три года, Ирса узнала, что она на самом деле дочь Хельги; после этого она вернулась в Швецию к Адильсу. Адильс разбил конунга Уппланда Али на льду озера Венерн. Сага упоминает также поход Хрольва Жердинки на Уппсалу, во время которого Хрольв «сеял золото на Полях Фюри».

Адильс погиб из-за того, что конь сбросил его головой на камень. Его преемником стал сын Эйстейн.

В «Саге о Скьёльдунгах»

Согласно «Саге о Скьёльдунгах», у Ирсы была от Адильса дочь Скульда. Датский король Хельго захватил Ирсу и сделал своей наложницей, так как не знал, что это его дочь, рождённая изнасилованной им в одной из набегов королевой саксов Олавой. Узнав правду, Ирса вернулась к Адильсу. Позже, когда Хрольв Жердинка уже правил Данией, Адильс решил выдать свою дочь за Хьёрварда, конунга острова Эланд. Хрольв, возмущённый тем, что с ним не посоветовались о браке его единоутробной сестры, напал на Эланд и сделал Хьёрварда своим данником.

Тем не менее Хрольв прислал на помощь Адильсу своих берсерков, когда на Уппсалу напал конунг Уппланда Али. Благодаря этой помощи Адильс одержал победу, но расплачиваться за неё не стал. Хрольв приехал в Уппсалу сам, здесь смог избежать козней Адильса и сбежал со всем его золотом. Конунг свеев отправил за ним погоню, но Хрольв бросал за собой золото на Полях Фюри, так что свеи останавливались, чтобы его подобрать, и не смогли догнать беглеца.

В «Младшей Эдде»

Согласно Младшей Эдде, Адильс должен был выдать двенадцати берсеркам, присланным ему Хрольвом Жердинкой, по три фунта золота на каждого и три сокровища на их выбор. Берсерки выбрали шлем Боевой Вепрь, броню Наследство Финна и золотое кольцо Свейская Свинья. Но Адильс ничего им не дал. Когда Хрольв сам приехал за оплатой, Адильс попытался сжечь его в доме, но Хрольв смог спастись. После этого Ирса дала Хрольву рог, полный золота, и «Свейскую Свинью» и помогла ему бежать. Всё золото тот рассыпал на Полях Фюри, чтобы задержать погоню. Адильс лично гнался за Хрольвом.

Когда Хрольв Жердинка завидел, что приближается к нему конунг Адильс, взял он кольцо, что звалось Свейская Свинья, и швырнул ему, и просил его принять в дар то кольцо. Конунг Адильс подъехал к кольцу и поддел его острием копья, так что кольцо покатилось по древку. Тогда Хрольв Жердинка оглянулся и увидел, что тот склонился. И сказал: «Заставил я свиньей согнуться самого могучего из свеев!» На этом они и расстались

— Младшая Эдда. Язык поэзии, 54.

Археологические данные

«Сага об Инглингах» сообщает, что Адильс был похоронен в кургане в Уппсале. В этом регионе действительно есть три древних кургана, захоронения в которых датируются концом V века, началом и концом VI века. Предполагается, что третий из них — курган Адильса (два других — курганы его деда Эгиля и прадеда Ауна Старого. Таким образом, Адильс мог жить во второй половине VI века.

Отрывок, характеризующий Адильс

Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.