Уорнер, Эд
| Эд Уорнер | |||
| Ed Warner | |||
| Завершил карьеру | |||
| Форвард | |||
| Рост: | 191 см | ||
| Вес: | 86 кг | ||
| Гражданство: |  США
| ||
| Родился: | 5 июля 1929 | ||
| Умер: | 7 сентября 2002 (73 года), Гарлем, Нью-Йорк | ||
| Школа: | Девитт Клинтон (Бронкс, Нью-Йорк) | ||
| Колледж: | ГКНЙ (1949—1951) | ||
| |||
Эдвард Л. Уорнер (англ. Edward L. Warner, 5 июля 1929 — 7 сентября 2002) — американский баскетболист. Уорнер был одним из ключевых игроков чемпионского состава баскетбольной команды Городского колледжа Нью-Йорка «ГКНЙ Биверс», которая в 1950 году впервые в истории студенческого баскетбола выиграла в один год два постсезонных турнира — Национальный пригласительный турнир и турнир NCAA. Сам же Уорнер тал первым в истории чернокожим обладателем титула самого ценного игрока NIT[1].
Биография
Уорнер начал играть в баскетбол в десятилетнем возрасте. Первоначально он выступал за церковную команду, затем за Гарлем Уай. Эд учился в младшей школе Фредерика Дугласа, а затем в в старшей школе Девитта Клинтона в Бронксе, и в составе обеих команд завоёвывал титул чемпиона города в своей возрастной категории[2]. По окончанию обучения он поступил в Городской колледж Нью-Йорка, где стал выступать за местную баскетбольную команду «ГКНЙ Биверс» под руководством тренера Нэта Холмана. Несмотря на свой небольшой рост, он в чемпионском сезоне 1949/50 годов в среднем за игру набирал 14,8 очков. В турнире же NIT он в среднем за игру набирал 21,7 очка и по итогам турнира был назван самым ценным игроком. Через неделю после победы в NIT, «Биверс» одержали победу и в другом постсезонном турнире — NCAA[3].
Скандал, связанный с подтасовкой результатов матчей
В сезоне 1950/51 Уорнер и ещё один член чемпионского состава Эд Роман стали капитанами «Биверс» и ожидалось, что они вновь поборются за чемпионские титулы. Однако, 18 февраля 1951 года прокурор Нью-Йорка Фрэнк Хоган арестовал семь баскетболистов, включая Уорнера, по подозрению в получении взятки и подтасовке результатов трёх игр в сезоне 1950/51. В итоге, все признали себя виновными в совершении административного правонарушения и в ноябре того же года были приговорены к условным срокам наказания, за исключением Уорнера, который получил шесть месяцев тюремного заключения. Кроме того, он, как и другие баскетболисты замешанные в скандале, получил пожизненный запрет на выступление в НБА[4].
Дальнейшая жизнь
После отбытия тюремного срока в Райкерс, Уорнер отыграл несколько лет в Восточной баскетбольной ассоциации. В 1960-х годах он вновь попал в тюрьму — на этот раз за продажу героина. Позже он работал судьёй на школьных баскетбольных играх. В 1994 году попал в автомобильную аварию и был парализован. Эд Уорнер умер 7 сентября 2002 года[3].
Напишите отзыв о статье "Уорнер, Эд"
Примечания
- ↑ Cohen, Stanley. The Game They Played. — Carroll & Graf, 1977. — С. 30-34. — 246 с. — ISBN 0-7867-0821-2.
- ↑ Cohen, Stanley. The Game They Played. — Carroll & Graf, 1977. — С. 41-42. — 246 с. — ISBN 0-7867-0821-2.
- ↑ 1 2 Richard Goldstein. [www.nytimes.com/2002/09/11/sports/ed-warner-73-college-star-convicted-of-shaving-points.html Ed Warner, 73, College Star Convicted of Shaving Points] (September 11, 2002). Проверено 8 ноября 2011.
- ↑ [www.nytimes.com/2010/01/23/sports/ncaabasketball/23dambrot.html?_r=0 Irwin Dambrot Dies at 81; Caught in Gambling Scandal] (англ.). nytimes.com. The New York Times. Проверено 18 марта 2014.
|
||||||
Отрывок, характеризующий Уорнер, Эд
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
