Эма

Синтоизм

Основы Боги (список) • святилища (список) • священнослужители • мацури • норито

Священные тексты Кодзики • Нихон сёки • Фудоки

Родственные темы Буддизм • конфуцианство • даосизм • кокугаку Портал:Синтоизм

Эма (яп. 絵馬, えま эма, «рисунок лошади» или «нарисованная лошадь») — небольшие вотивные дощечки из дерева светлых пород, на которых синтоисты записывают свои прошения или молитвы. После заполнения эма оставляют в святилище для того, чтобы боги-ками получили обращённые к ним послания.

На табличках эма с одной стороны изображаются животные и другая синтоистская или буддистская символика, а с другой верующие пишут свои просьбы. На многих эма сбоку также начертано слово ганъи (яп. 願意), означающее «пожелание». Сверху проделывается отверстие, чтобы дощечку можно было повесить в специально отведённом месте.

В старые времена японцы жертвовали святилищам живых лошадей ради благосклонности богов. Со временем эта традиция преобразовалась в обряд приношения деревянных дощечек с изображением лошади или другой жертвы. В наше время рисунки и надписи на эма стали более разнообразными.

В синтоистских храмах продаются эма с различными мотивами. Часто встречаются прошения об успехе в карьере или на экзаменах, о семейном благополучии, рождении ребёнка и о ниспослании доброго здоровья, а также новогодние пожелания. Некоторые святилища специализируются на жертвоприношениях определённым ками. Доходы от продажи табличек идут на поддержание храма в должном виде.

Если желаемое осуществляется, принято возвращаться в храм для того, чтобы отблагодарить ками.

В некоторых святилищах, посещаемых туристами, можно увидеть эма, заполненные на разных языках.

Отрывок, характеризующий Эма

Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.