Эмбирикос, Андреас
| Эмбирикос Андреас | |
 | |
| Фотография 1920 года | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
Андреас Эмбирикос (греч. Ανδρέας Εμπειρίκος; 1901 — 1975) — первый греческий поэт-сюрреалист, а также психоаналитик.
Содержание
Биография
Родился 2 сентября 1901 года в городе Брэила, ныне Румынии, в богатой семье — его отец был крупным судовладельцем; мать — наполовину русской.[1] Вскоре его семья переехала в город Эрмуполис на острове Сирос в Эгейском море. Когда Андреасу было семь лет они переехали в Афины.
В подростковом возрасте его родители развелись. Он начал учиться на факультете философии Афинского университета, затем вместе с матерью переехал в Лозанну. В последующие годы Эмбирикос обучался во Франции и Англии, где учился в Королевском колледже Лондона. Окончил своё образование в Париже, где изучал психоанализ вместе с французским психиатром René Laforgue.
В 1929 году он познакомился с сюрреалистами и заинтересовался автоматическим письмом. В 1931 году вернулся в Грецию и работал в течение некоторого времени докером. В 1934 году Эмбирикос познакомился с французской писательницей Маргерит Юрсенар и общался с ней. В 1940 году вступил в брак с поэтессой Matsi Hatzilazarou, с которой развелся спустя четыре года. После освобождения страны от фашистской оккупации и в ходе Декабрьских событий 1944 года в Афинах, он был арестован коммунистической организацией Организация охраны народной борьбы.
После Второй мировой войны, в 1947 году, Андреас Эмбирикос женился во второй раз на Vivika Zisi. Через год в Женеве умер его отец. В 1962 году вместе с Одисеасом Элитисом и Yiorgos Theotokas он посетил СССР. Эта поездка вдохновила поэта на создание стихотворения «ES ES ES ER Rossia».
Умер 3 августа 1975 года в Афинах.
Творчество Андреаса Эмбирикоса отмечено двумя основными тенденциями. С одной стороны, он был одним из крупнейших представителей сюрреализма в Греции — его первый поэтический сборник «Ipsikaminos» (Доменная печь) был «книгой ереси» и характеризовался отсутствием знаков препинания и своеобразием языка. Это сделало его произведения одними из самых трудно переводимых в греческой литературе.[1] Сам поэт признавал, что именно оригинальность и экстравагантность данного труда способствовала его успеху. С другой стороны, вместе с Йоргосом Сеферисом он был наиболее значимым представителем «Поколения 30-х годов». Тем не менее навсегда вписал своё имя в поэтическую атмосферу Греции.
См. также
Напишите отзыв о статье "Эмбирикос, Андреас"
Примечания
Ссылки
- [www.greek.ru/all/men/53/449/ Андреас Эмбирикос (1901-1975)]
- [www.poetryinternationalweb.net/pi/site/poet/item/2450/Andreas-Embiricos Andreas Embiricos] (англ.)
Отрывок, характеризующий Эмбирикос, Андреас
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
