Эпштейн, Шахно

Шахно Эпштейн
שכנא אפשטיין
Дата рождения:	1883(1883)
Место рождения:	Ивье Ошмянский уезд, Виленская губерния, Российская империя
Дата смерти:	27 июля 1945(1945-07-27)
Место смерти:	Москва
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	Советский еврейский писатель, член Еврейского антифашистского комитета
Язык произведений:	идиш, русский

Ша́хно (Алекса́ндр Бори́сович) Эпште́йн (1883?, Ивье, Ошмянский уезд, Виленская губерния — 27 июля 1945, Москва) — еврейский публицист и литературный критик. Писал на идише и по-русски.

Биография

Родился в семье хасидов, потомок известных раввинов. До 16 лет учился у частных преподавателей и в иешиве, был хорошо знаком с еврейской и русской литературой. Проявив способности к рисованию, уехал учиться живописи в Варшаву, где в 1903 году вступил в Бунд. В 1905 году за участие в революционных событиях был арестован, по амнистии освобождён, уехал в Вильну, и начал работать журналистом: сначала — в русской газете, затем перешёл к публицистике на идиш в бундовской газете «Фолксцайтунг». В 1906 году во время выборов во 2-ю Государственную думу вёл агитацию за Бунд в Гродненской губернии, вновь был арестован и выслан на 2 года в Вологодскую губернию, откуда бежал за границу.

С конца 1909 года — в США; стал секретарём Центрального совета Бунда; был одним из учредителей Еврейской социалистической федерации.

После Февральской революции 1917 года Эпштейн приехал на Украину, работал в киевской «Фолксцайтунг»; был соредактором одесских «Известий». При расколе Бунда в 1919 году он вошёл в Коммунистический Бунд (Комфарбанд), а в августе того же года — в компартию Украины. После захвата Одессы деникинцами летом 1919 года Эпштейн бежал в Белоруссию, где редактировал газету «Дер штерн» и витебские «Известия».

С 1920 года был редактором Государственного книжного издательства, выпускавшего книги на идиш, исполнял обязанности председателя еврейского литературного объединения.

В 1921 году Эпштейн (вероятно, по заданию Коминтерна) вновь уехал в США. Под псевдонимом Иосеф Барсон редактировал нью-йоркский еженедельник «Дер эмес», содействовал присоединению левого крыла Еврейской социалистической ассоциации (ЕСА) к Рабочей (коммунистической) партии США. После раскола ЕСА стал соредактором газеты «Фрайхайт».

После возвращения в Советский Союз в мае 1929 года Эпштейн был назначен главным редактором харьковского ежемесячного литературного журнала «Ди ройте велт». С середины 1930-х годов Эпштейн сотрудничал в еврейской печати в Москве.

В 1942—1945 годах — ответственный секретарь Еврейского антифашистского комитета. Он — один из авторов письма Сталину о необходимости еврейской автономии в Крыму.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/15101 Эпштейн Шахно] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [az-libr.ru/index.shtml?Persons&XFS/eb966ff8/index Библиотека - Люди и книги]. // az-libr.ru. Проверено 3 декабря 2011. [www.webcitation.org/65QsRUhSk Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Эпштейн, Шахно

Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.