Эскин, Александр Моисеевич
Поделись знанием:
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
Александр Моисеевич Эскин (9 апреля 1901, Москва — 8 февраля 1985, там же) — советский театральный деятель, основатель и первый директор Центрального Дома актера (ЦДА).
Содержание
Биография
Родился в 1901 году в еврейской семье. С юности серьёзно увлекался театром. Ещё студентом, устраивал вечера, на которые умел пригласить так, чтобы на них пришли большие деятели культуры, такие как Евгений Вахтангов и Анатолий Луначарский.
В 1920 году, во время учёбы на медицинском факультете Московского университета (1919—1922), создал 1-й московский студенческий музыкально-вокально-драматический кружок «Гаудеамус». В середине 1920-х годов занимался организацией лекций наркома просвещения А. В. Луначарского, в 1925—1928 годах — организацией гастролей МХАТа и Театра Всеволода Мейерхольда в Тифлисе, в 1930-х годах был администратором нескольких московских театров.
С осени 1936 года — директор-распорядитель Дома актёра (Москва, впоследствии Дом актера имени А. А. Яблочкиной), который он открыл 14 февраля 1937 года и бессменно руководил им до конца жизни.[1][2] Он сумел создать там совершенно особую творческую и доброжелательную атмосферу, о чём через много лет рассказывала его дочь Маргарита Александровна Эскина, заменившая отца в его должности и продолжившая его работу:Это место, обладающее совершенно особой атмосферой — атмосферой свободы, единства, доброты, тепла, любви. Это вот такой островок, куда приходят люди, то место, с которым они никак не связаны никакой ни административной, ни коммерческой связью, что тоже очень важно, и где они могут быть абсолютно раскованны в своей среде. Как это получилось? Я всегда думаю: почему вдруг это осталось? Ну, во-первых, это задумывалось людьми замечательными, скажем, Яблочкиной — человеком святым с точки зрения какой-то нравственности. Всё, что она делала, было, может быть, наивно и смешно, но делалось, исходя из каких-то таких прекраснодушных, так сказать, мыслей. Так был создан Дом актёра. Это ещё и потому, что вот так сложилось, что почти 50 лет был мой папа, ничего не менялось, а это тоже ведь наложило свой отпечаток, притом что он был беспартийный, без образования еврей, он почти 50 лет руководил Домом актёра.[3].
В 1941 году у него умирает жена, оставив Александру двух дочерей.
Автор мемуаров «В нашем доме» (Москва: ВТО, 1973 и 1980), составитель сборника статей и воспоминаний о И. Н. Берсеневе (Москва: ВТО, 1961). Заслуженный работник культуры РСФСР (1967).
Дочь — директор Центрального Дома актера в 1987 — 2009 годах Маргарита Александровна Эскина.
Место захоронения: Новое Донское кладбище в Москве.
Галерея
- [www.tvmuseum.ru/photo.asp?a_no=1833&menu=0 С дочерьми Маргаритой и Зиной (1947)]
- [www.tvmuseum.ru/photo.asp?a_no=1834&menu=0 С дочерью Маргаритой (1939)]
- [www.tvmuseum.ru/photo.asp?a_no=1841&menu=0 С дочерьми (1949)]
Напишите отзыв о статье "Эскин, Александр Моисеевич"
Примечания
- ↑ [www.krugosvet.ru/articles/89/1008949/print.htm Союз театральных деятелей Российской Федерации]
- ↑ [web.archive.org/web/20080416133518/www.biograph.ru/bank/eskina_ma.htm Биографические данные]
- ↑ [www.svobodanews.ru/content/Transcript/385852.html Директор Дома актёра Маргарита Эскина] «Радио Свобода», 01.04.2007
Ссылки
- [www.sem40.ru/famous2/e1984.shtml Эскин Александр Моисеевич]
- [www.sovsekretno.ru/magazines/article/1560 Всесильный Шах и мудрый Эскин.] Автор Борис ПОЮРОВСКИЙ
Отрывок, характеризующий Эскин, Александр Моисеевич
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
