Борза, Юджин
| Юджин Борза | |
| англ. Eugene Borza | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Альма-матер: | |
Юджин Николас Борза (англ. Eugene Nicolas Borza; р. 3 марта 1935, Кливленд) — американский историк-антиковед, специалист по Древней Македонии.
Родился в семье выходцев из Румынии. В 1962 окончил Чикагский университет со степенью магистра истории, с 1964 преподаватель Пенсильванского университета. В 1966 защитил диссертацию на соискание степени доктора философии.
С 1970 активно сотрудничал с Американской школой классических исследований в Афинах и Археологическим институтом Америки, где был штатным сотрудником. Член нескольких научных обществ, в том числе Американской филологической ассоциации и Ассоциации историков-антиковедов, председателем которой был в 1984—1990. Был официальным рецензентом крупнейших антиковедческих журналов, в том числе American Journal of Ancient History, American Journal of Archaeology, American Journal of Philology, Phoenix, Classical Journal, Classical World, Historia.
Неоднократно был организатором научных конференций, приглашался в качестве консультанта музейных выставок, в том числе известной экспозиции «В поисках Александра» в Национальной галерее искусств в Вашингтоне в 1980.
В 1995 вышел на пенсию в ранге заслуженного профессора античной истории.
В 2004 выступал по телевидению с историческим комментарием кинофильма Оливера Стоуна «Александр».
Авторству Юджина Борзы принадлежит большое количество научных работ, наиболее значительными из которых являются два исследования, посвященные античной Македонии: «В тени Олимпа: Возвышение Македонии» (история страны от возникновения до смерти Филиппа II) и «До Александра: конструируя историю ранней Македонии» (дополнение к предыдущей).
...сейчас невозможно найти ни одну современную серьезную работу, касающуюся истории Македонии доэллинистической поры, где отсутствовали бы ссылки на исследования Ю. Борзы, особенно на его труд «В тени Олимпа...»— Холод М. М. Юджин Борза и его научное творчество // Борза Ю. Н. История античной Македонии (до Александра Великого), с. 8
Юджин Борза защищает концепцию этнического происхождения древних македонян как отдельного народа, отличного от древних греков. Также ему принадлежит утверждение о том, что в Гробнице II в Вергине были захоронены не Филипп II и Клеопатра, как считают многие, а Филипп III Арридей и Эвридика[1].
Напишите отзыв о статье "Борза, Юджин"
Примечания
- ↑ Холод М. М. Юджин Борза и его научное творчество // Борза Ю. Н. История античной Македонии (до Александра Великого), с. 8
Публикации
- The Impact of Alexander the Great. — Hinsdale: Dryden Press, 1974. — ISBN 0-03-090000-X
- In the Shadow of Olympus: The Emergence of Macedon. — N.-Y.: Princeton University Press, 1990. — ISBN 0-691-00880-9
- MAKEDONIKA. Essays by Eugene N. Borza. — Claremont: Regina Books, 1995. — ISBN 0-941690-65-2
- История античной Македонии (до Александра Великого). — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Нестор-История, 2013 — ISBN 978-5-8465-1367-9
Отрывок, характеризующий Борза, Юджин
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
