Ямагути, Отоя
| Отоя Ямагути | |
| 山口 二矢 | |
 Ямагути убивает Асануму, фотография Ясуси Нагао[en] | |
| Имя при рождении: |
Отоя Ямагути |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Причина смерти: | |
| Работа: |
студент |
| Преступления | |
| Преступления: |
убийство |
| Период совершения: |
12 октября 1960 |
| Регион совершения: |
Токио |
| Мотив: |
политический |
| Дата ареста: |
12 октября 1960 |
Отоя Ямагути (яп. 山口二矢 Ямагути Отоя?, 22 февраля 1943, Токио, Япония — 2 ноября 1960, там же) — японский студент и политический активист, убивший Инэдзиро Асануму, лидера Социалистической партии Японии. Фотография, на которой было запечатлено убийство, удостоилась Пулитцеровской премии. Ямагути покончил с собой в тюрьме[1].
Содержание
Биография
Отоя Ямагути родился в Токио. Его отцом был полковник Сил самообороны Японии Симпэй Ямагути[2]. Отоя придерживался ультраправых взглядов, был членом Патриотической партии «Великая Япония». Он был девять раз арестован по различным причинам[3]. 12 октября 1960 года, в семнадцатилетнем возрасте, он убил Инэдзиро Асануму, лидера Социалистической партии. Преступление произошло во время выступления Асанумы. Ямагути отделился от толпы слушателей и нанёс политику два ранения вакидзаси[1]. Полиции Ямагути сказал, что в его планы входило убийство и Сандзо Носаки[2].
После этого Ямагути был помещён в тюрьму для несовершеннолетних, где покончил с собой. На стене камеры он оставил надпись зубной пастой «Семь жизней за страну. Долгой жизни Его Императорскому Величеству!» Выражение «Семь жизней за страну» принадлежит самураю Кусуноки Масасигэ[2].
Память
Фотография убийства, сделанная репортёром Ясуси Нагао[en], удостоилась Пулитцеровской премии. Таким образом она стала первой фотографией-лауреатом премии, сделанной не американцем[1].
В пятидесятую годовщину убийства ультраправые Японии собрались вокруг зала, где выступал Асанума, чтобы почтить память Ямагути[4].
Ямагути стал прототипом ведущего персонажа повести Кэндзабуро Оэ «Семнадцатилетний». Произведение вызвало протесты со стороны ультраправых, в результате чего издательству пришлось отказаться от публикации анонсированного продолжения[5].
Напишите отзыв о статье "Ямагути, Отоя"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Faber J. Great News Photos and the Stories Behind Them. — Mineola: Dover Publications, 1978. — P. 126. — 160 p. — ISBN 0486236676.
- ↑ 1 2 3 Lucas D . [www.famouspictures.org/by-the-sword/ By the Sword] (англ.) // Famous Pictures. — 2010.
- ↑ Fischer H. D., Fischer E. J. Press Photography Awards, 1942-1998: From Joe Rosenthal and Horst Faas to Moneta Sleet and Stan Grossfeld. — Walter de Gruyter, 2000. — P. 44. — 289 p. — ISBN 3-598-30170-7.
- ↑ [www.tokyoreporter.com/2010/10/14/assassin-of-inejiro-asanuma-remembered-by-right-wing-groups-on-50-year-anniversary/ Assassin of Inejiro Asanuma remembered by right-wing groups on 50-year anniversary] (англ.). Tokyo Reporter. Проверено 11 сентября 2013.
- ↑ [www.japantoday.ru/entsiklopediya-yaponii-ot-a-do-ya/oe-kendzaburo.html Оэ Кэндзабуро]. Japan Today. Проверено 11 сентября 2013.
Ссылки
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=62116577 Отоя Ямагути] (англ.) на сайте Find a Grave
Отрывок, характеризующий Ямагути, Отоя
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
