Ямата-но ороти

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ямата-но ороти (яп. 八岐の大蛇, восьмиглавый и восьмихвостый великий змей) — дракон в синтоистской мифологии.

Название дракона может записываться иероглифами как 八岐大蛇, 八俣遠呂智, 八俣遠呂知. Первое упоминание Ямата-но ороти встречается в Кодзики (VIII век) в записи 八俣遠呂智. По поводу перевода названия существуют разные мнения: если первая часть, «ямата», во всех вариантах означает «разделённый на восемь частей» в смысле «восьмиголовый и восьмихвостый», то слово «ороти» (старояп. woröti) получило значение «великий змей» позднее. В Нихонги «о» записано как «пик», «ро» — как суффикс, а «ти» — как «дух, божество».

Согласно преданию, после своего изгнания из Небесных полей (Такама-но хара), японский мифический герой Сусаноо спустился к реке Хи (яп. 簸川) в провинции Идзумо, где встретил плачущих старика со старухой и девочкой. Старик представился как Асинадзути, сын старшего ками гор Оямацуми. Девочка же была Кусинада-химэ, женская ками и будущая супруга Сусаноо. На вопрос, почему семья в таком горе, старик рассказал, что у него раньше было 8 дочерей, но всех вплоть до последней пришлось по очереди отдать чудовищу — восьмиголовому гигантскому змею.

Согласно описанию, змей имел 8 голов и 8 хвостов на одном туловище; красные, как вишни, глаза; на его теле росли мох и кипарисы, а длина его была равна величине 8 долин и 8 холмов. После того, как старик пообещал герою отдать ему Кусинада-химэ в жёны, Сусаноо с его помощью подготовил хитрость, чтобы победить Змея. Он приказал сварить жбан 8 раз перегнанного сакэ и поставил напиток внутри высокой изгороди с восемью воротами.

После того, как это было исполнено, явился змей Ямата-но ороти, всеми 8 головами выпил сакэ и, опьянев, заснул крепким сном. Тогда Сусаноо отрубил своим мечом Тоцука-но цуруги змею все головы, окрасив при этом воды реки Хи его кровью в красный цвет. Когда герой разрубил средний хвост чудовища, он обнаружил Кусанаги — священный меч, являющийся сейчас одной из трёх регалий японских императоров.

Победа Сусаноо над змеем является поводом для ежегодных празднеств в различных синтоистских храмах.

Напишите отзыв о статье "Ямата-но ороти"



Литература

  • Коллектив авторов. Боги, святилища, обряды Японии: Энциклопедия синто / Под ред. И.С. Смирнова; отв. ред. А.Н. Мещеряков; отв. секр. В.А. Федянина.. — М.: РГГУ, 2010. — С. 98—99. — 310 с. — (Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности). — 1200 экз. — ISBN 978-5-7281-1087-3.

Отрывок, характеризующий Ямата-но ороти

– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.