After the Ball

After the Ball (После бала) - популярная песня, написанная в 1891 году Чарльзом К. Харрисом. Песня представляет собой классический вальс на 3/4. Пожилой мужчина рассказывает своей племяннице, почему он так и не женился. Он увидел, как его возлюбленная целуется с другим мужчиной на балу, и отказался выслушать ее объяснения. Много лет спустя, после того, как его возлюбленная умерла, он узнал, что тот мужчина был её братом.

"После бала" стала самой успешной песней своей эпохи, когда успех измерялся цифрами продаж нот. В 1892 году было продано более двух миллионов экземпляров нот с этой песней. Общее число проданных экземпляров нот превышает пять миллионов копий, что стало лучшим результатом в истории Tin Pan Alley. Песня является ярким примером жанра сентиментальной баллады, популярного до 1920 годов, темами которых часто становились дети, разлука или смерть.

История

Песня впервые прозвучала в мюзикле Путешествие в китайский квартал, в котором её спел Дж. Олдрич Либби, а позже с большим успехом использована в мюзикле Show Boat в качестве примера музыки 1890-х, песню исполнила Норма Террис, причём в этот мюзикл авторы включили только первый куплет и припев. В экранизации мюзикла 1936 года, этот же фрагмент поёт Айрин Данн, и в киноверсии 1951 года - Кэтрин Грейсон. 

Песня в исполнении Элис Фэй вошла также в биографический музыкальный фильм Лилиан Рассел 1940 года, а ранее - в фильм 1936 года Сан-Франциско. В сериал канала HBO Карнавал, второй эпизод первого сезона называется "После бала", и фрагмент песни звучит в конце эпизода.

Текст песни

Verse 1

A little maiden climbed an old man's knee,
Begged for a story – "Do, Uncle, please.
Why are you single; why live alone?
Have you no babies; have you no home?"
"I had a sweetheart years, years ago;
Where she is now pet, you will soon know.
List to the story, I'll tell it all,
I believed her faithless after the ball."

Refrain

After the ball is over,
After the break of morn –
After the dancers' leaving;
After the stars are gone;
Many a heart is aching,
If you could read them all;
Many the hopes that have vanished
After the ball.

Verse 2

Bright lights were flashing in the grand ballroom,
Softly the music playing sweet tunes.
There came my sweetheart, my love, my own –
"I wish some water; leave me alone."
When I returned dear there stood a man,
Kissing my sweetheart as lovers can.
Down fell the glass pet, broken, that's all,
Just as my heart was after the ball.

Repeat refrain

Verse 3

Long years have passed child, I've never wed.
True to my lost love though she is dead.
She tried to tell me, tried to explain;
I would not listen, pleadings were vain.
One day a letter came from that man,
He was her brother – the letter ran.
That's why I'm lonely, no home at all;
I broke her heart pet, after the ball.

Repeat refrain

Пародия

Популярность песни сделала ее мишенью для пародий. Самая популярная такая:

After the ball was over, after the break of morn,
After the dancers' leaving, after the stars are gone;
Many a heart is aching, if you could read them all;
Many the hopes that have vanished, after the ball.

After the ball was over, Bonnie took out her glass eye,
Put her false teeth in the water, hung up her wig to dry;
Placed her false arm on the table, laid her false leg on the chair;
After the party was over, Bonnie was only half there!

Альтернативная пародия на стих 2 выше

After the ball was over, Bonnie took out her glass eye,
Put her false teeth in the basin, corked up a bottle of dye
Put her false leg in the corner, hung up her hair on the wall
And all that was left went to bye byes after the ball.

Факты

В фильме "Шофер Мисс Дейзи" сама мисс Дейзи (ее играет Джессика Тэнди) поет припев из "После бала" в начале фильма.

В канадском телевизионном сериале Ветер в спину, Грейс Бейли (ее играет Кэтрин Гринвуд) также поёт припев песни в эпизоде "Глупое сердце".

Брук Шилдс исполнила вторую половину припева в рекламе джинсов Кельвин Кляйн Calvin Klein в начале 1980-х годов.

Избранные современные записи и аранжировки

• Nat King Cole on Those Lazy-Hazy-Crazy Days of Summer 1963
• The Kingsway Strings
• Lawrence Welk And His Orchestra 1957
• Orkest Frans Kerkhof 1960
• Frances Black with Arcady (band) Ireland, credited as "trad." 1990
• Bob Crewe arranged Crewe 1967, covered by Danny Rivers South Africa 1967
• Bob Kames 1959
• Draaiorgel "De Pruik" 1960
• Guy Lombardo And His Royal Canadians 1950
• Anita Harris 1978

Примечания

• Booth, Mark W. The Experience of Songs. New Haven: Yale University Press, 1981; pp. 159–72.
• Goldberg, Isaac. Tin Pan Alley: A Chronicle of American Popular Music. New York: Frederick Ungar, [1930], 1961; pp. 90–98 and passant.
• Harris, Charles K. After the Ball. New York: Frank Maurice, 1926; p. 50 and passant.

Библиография

• Booth, Mark W. The Experience of Songs. New Haven: Yale University Press, 1981. ISBN 0300026226
• Goldberg, Isaac. Tin Pan Alley: A Chronicle of American Popular Music. New York: Frederick Ungar, [1930], 1961. OCLC [www.worldcat.org/oclc/687309 687309]
• Harris, Charles K. After the Ball. New York: Frank Maurice, 1926. OCLC [www.worldcat.org/oclc/862504 862504]
• God Bless America: Tin Pan Alley Goes to War. — The University Press of Kentucky. — ISBN 0813122562.ISBN 0813122562. 

Внешние ссылки

• [tpaproject.com/index.php?option=com_content&task=view&id=25&Itemid=46 "After the Ball" на Tin Pan Alley project]

Отрывок, характеризующий After the Ball

– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?