Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'
</small>
Классификация
Род: Кипарисовик (лат. Chamaecyparis)
Вид: Кипарисовик горохоплодный (лат. Chamaecyparis pisifera)
Сорт: 'Boulevard'
Происхождение
Страна происхождения: Канада Канада

Поиск изображений на Викискладе

Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'

Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'сорт кипарисовика горохоплодного. Возник в результате побеговой мутации 'Squarrosa'.

Используется, как декоративный кустарник или дерево.

В 1934 году поступил в продажу из Булвар-питомника (Кемпенаар, Канада). В настоящее время широко распространён[1].



Биологическое описание

Высота взрослых деревьев неизвестна, вероятно 5 м и более. Форма кроны кеглевидная, симметричная.

Хвоя шилообразная, загнуты внутрь. Летом серебристо-голубые, зимой часто серо-голубые[1].

В молодом возрасте растет медленно, потом быстрее. Ежегодный прирост около 10 см.

Агротехника

Рекомендуется высаживать на хорошо освещённых местах. Почва: плодородная, влажная. На известковых и сухих растет плохо, не выносит уплотнения почвы.

Используется в одиночных и групповых посадках. В Ботаническом саду БИН РАН выращивается с 1993 г., недостаточно зимостоек, но может выращиваться в открытом грунте при хорошем месте посадки и надлежащем уходе, сохраняя декоративность в течение ряда лет.

Напишите отзыв о статье "Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'"

Примечания

  1. 1 2 Крюссман Г. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/krjussman1986_hvojnye.djvu Хвойные породы] / Пер. с нем. — М.: Лесная промышленность, 1986. — С. 111—112. — 256 с. — 7500 экз. — ISBN 3-489-60222-6.


Отрывок, характеризующий Chamaecyparis pisifera 'Boulevard'

За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.