Nakajima Ki-49 Donryu

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бомбардировщик «Тип 100» </br>«Накадзима» Ки-49</br> «Донрю» («Громовой дракон»)
Бомбардировщик «Тип 100» из состава 1-й УБАЭ летного училища армейской авиации «Хамамацу»
Тип бомбардировщик
Разработчик КБ «Накадзима»
Производитель Nakajima - авиазавод в г. Ота
Маньчжоу-го - авиазавод в г. Харбин
Главный конструктор Т. Каяма
Первый полёт август 1939 года
Начало эксплуатации февраль 1942 года
Конец эксплуатации август 1945 года
Статус снят с эксплуатации
Основные эксплуатанты Императорская армия Японии
Годы производства август 1941 - декабрь 1944
Единиц произведено 754
 Изображения на Викискладе
Nakajima Ki-49 DonryuNakajima Ki-49 Donryu

Тяжёлый бомбардировщик «Тип 100» ( (яп. 百式重爆撃機 хякусики дзю:тё: бакугэкики)/«Накадзима» Ки-49 (яп. 中島 キ49 Накадзима ки-ёнкю: )/«Донрю» («Громовой дракон») (яп. 呑竜)) — японский средний бомбардировщик, двухмоторный моноплан цельнометаллической конструкции.

Разработан под руководством ведущего инженера авиационного КБ завода «Накадзима» Т. Каямы. Первый полёт прототипа состоялся в августе 1939 г.

Принят на вооружение АА Сухопутных войск Японии в марте 1939 г. под обозначением Тяжёлый бомбардировщик «Тип 100» (яп. 百式重爆撃機 хякусики дзю:тё: бакугэкики).

Кодовое обозначение союзников — «Элен» («Helen»).



Тактико-технические характеристики

Приведённые ниже характеристики соответствуют модификации «Накадзима» Ки-49 мод.2:

Технические характеристики


Лётные характеристики

Вооружение

  • Стрелково-пушечное:  
    • 1 × 20 мм пушка Ho-1 в верхнефюзеляжной точке
    • 5 × 12,7 мм пулемётов Ho-103 в носовой, хвостовой, нижней и бортовых точках
  • Боевая нагрузка: до 1000 кг бомб
</ul>

Напишите отзыв о статье "Nakajima Ki-49 Donryu"

Ссылки

  • [www.airwar.ru/enc/bww2/ki49.html Ki-49] Энциклопедия «Уголок неба»

Отрывок, характеризующий Nakajima Ki-49 Donryu

Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.