Абецедарий

Абецедарий (лат. abecedarium — алфавит) — в странах, использующих латиницу, алфавит вообще, а также букварь, содержащий только буквы и слоги.

В палеославистике абецедарий — устойчивый термин: так называют славянский алфавит (глаголица либо кириллица), помещённый в иноязычной рукописи (ксенографические абецедарии) и снабжённый названиями букв. Старейшие абецедарии служат источником реконструкции первоначального глаголического алфавита.

Известно не менее 17 славянских абецедариев с названиями букв, из которых особо значительны:

1. Парижский (XI век), Abecedarium bulgaricum, ныне известный только в копии (круглая глаголица, буквы названы латиницей),
2. Синайский (XII век) на полях Псалтири (с греческой и латинской транслитерацией);
3. Мюнхенский или Ягича (XII—XIII века) на последней странице творений монахини Хротсвиты (глаголица и кириллица с латинскими названиями, опубликован ещё в 1501 году);
4. Бамбергский начала (XIII век), где славянские азбуки даются вместе с другими «экзотическими» алфавитами;
5. Стокгольмский, взятый в трофей шведами из Чехии в Тридцатилетнюю войну, представляющий хорватскую глаголицу и кириллицу.

Реже абецедариями называют древние азбуки, выписанные на стенах церквей, на полях рукописей и цер, в берестяных грамотах, где названия букв не указаны.

Азбучный акростих

Абецедарием также называется определённая форма средневековой поэзии, вид акростиха в которой первые буквы каждой строфы (или даже каждого стиха) следуют в порядке алфавита; применяется как в религиозной («Гимны», Азбучная молитва), так и в светской дидактической поэзии (например, ABC des femmes, начало XIV века).

В славянской традиции к абецедариям относятся болгарская азбучная молитва X века и акростихи, написанные в подражание ей в разных славянских странах.

Примечания

В статье использован текст из Литературной энциклопедии 1929—1939, перешедший в общественное достояние, так как он был опубликован анонимно, и имя автора не стало известным до 1 января 1992 года.

Отрывок, характеризующий Абецедарий

– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.