Аггеев, Сергей Петрович

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Сергей Петрович Аггеев
Председатель Исполнительного комитета Ивановского областного Совета
март 1936 — август 1937
Предшественник:	должность учреждена; он сам как Председатель Ивановского Промышленного облисполкома
Преемник:	Михаил Иванович Марчук
Председатель Исполнительного комитета Ивановского Промышленного областного Совета
1932 — март 1936
Предшественник:	Николай Афанасьевич Кубяк
Преемник:	должность упразднена; он сам как Председатель Ивановского облисполкома
Народный комиссар по внутренней торговле РСФСР
13 августа 1925 — 1 апреля 1926
Предшественник:	Иван Степанович Лобачёв
Преемник:	Николай Болеславович Эйсмонт
Председатель Исполнительного комитета Воронежского губернского Совета
1922 — август 1925
Предшественник:	Иван Федосеевич Новиков
Преемник:	И. М. Шаров
Ответственный секретарь Воронежского губернского комитета РКП(б)
июль 1921 — декабрь 1922
Предшественник:	Иван Петрович Носов
Преемник:	Яков Борисович Быкин
Ответственный секретарь Тюменского губернского комитета РКП(б)
декабрь 1920 — июнь 1921
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Александр Михайлович Вадиковский
Рождение:	1898(1898) с. Лутово, Ефремовский уезд, Тульская губерния, Российская империя
Смерть:	22 ноября 1937(1937-11-22)
Партия:	РКП(б) / ВКП(б)
Деятельность:	журналист, редактор
Военная служба
Годы службы:	1919
Принадлежность:	РСФСР РСФСР
Род войск:	армия
Звание:	не установлено
Сражения:	Гражданская война

Серге́й Петро́вич Агге́ев (1898, с. Лутово, Тульская губерния — 22 ноября 1937) — советский партийный и государственный деятель .

Биография

Окончил два класса сельской школы. В 1918 г. вступил в РКП(б). Летом 1918 года был одним из создателей губернской газеты «Коммунар» и первым её редактором.

С ноября 1918 года — председатель Ефремовского уездного исполкома; с 5 декабря 1918 по июль 1919 года — председатель Ефремовского уездного комитета РКП(б), одновременно — редактор уездной газеты «Коммуна».

В июле 1919 г. по партийной мобилизации был направлен на Восточный фронт. После освобождения Тюмени от колчаковцев (8.8.1919) работал в аппарате губернского революционного комитета, затем — председателем Ялуторовского уездного комитета РКП(б), председателем Ялуторовского уездного революционного комитета (Тюменская губерния).

В 1920—1921 гг. — ответственный секретарь Тюменского губкома РКП(б), заместитель председателя Тюменского губисполкома советов. В этот период в Тюменской губернии произошло крестьянское восстание в ответ на проведённую продразвёрстку с изъятием семенного зерна, подавленное частями Красной Армии под руководством С. В. Мрачковского.

В кровавых событиях 1921 г. прежде всего, повинен Тюменский губернский партийный комитет. Повинен лично ответственный секретарь губкома С. П. Аггеев. Отчаянный кавалерист-рубака, лихой командир продотряда, 23-летний Аггеев, вознесённый на пост первого секретаря губкома, остался прежним продотрядовцем-кавалеристом, который умел рубить, стрелять, выкручивать «кулакам» руки, но ни наблюдать, ни думать не хотел и не умел. Подогреваемый, подстегиваемый ленинскими директивами, декретами, телеграммами, Аггеев из кожи лез, чтобы доказать «своё усердье и проворье» — отнять хлеб у сытых сибиряков, перешибить хребет, согнуть в поклоне сибирского мужика. О начавшемся восстании он не докладывал Кремлю до тех пор, пока бунтарское пламя не охватило всю губернию, и можно было, наконец, пустить в дело регулярные войска, залить крестьянской кровью бескрайние снега…

— Лагунов К. Я. Двадцать первый : очерк (цит. по: )

• 1921—1922 ответственный секретарь Воронежского губернского комитета РКП(б).
• 1923—1925 председатель Исполкома Воронежского губернского совета.
• 1925—1926 народный комиссар внутренней торговли РСФСР,
• 1926 - ? заместитель председателя правления Центрального союза потребительских обществ СССР (Центросоюз).
• 1930—1932 зав. отделом, заместитель председателя Исполкома Московского областного совета.
• 1932—1936 председатель Исполкома Ивановского промышленного областного совета.
• 1936—1937 председатель Ивановского облисполкома.

Избирался делегатом IX, XI, XIV и XVII съездов РКП(б) и ВКП(б), почти всех республиканских и союзных съездов Советов, начиная с 1920 года. В 1922—1924 гг. — член Всероссийского центрального исполнительного комитета.

В 1930-е годы — член Президиума ЦИК СССР.

Работал в Комиссии по подготовке проекта первой Советской Конституции.

Арестован 15 июля 1937 года. Расстрелян 22 ноября 1937 г.

Память

Именем С. П. Аггеева названы улицы [maps.yandex.ru/?text=Россия%2C%20Тюмень%2C%20улица%20Агеева&sll=65.534013%2C57.127105&ll=65.533708%2C57.126985&spn=0.079136%2C0.037017&z=14&l=map в Тюмени], [maps.yandex.ru/?text=Россия2C%20Тюменская%20%область2C%20%Ялуторовск2C%20улица%20%Агеева&sll=66.276282%2C56.638818&ll=66.276282%2C56.638818&spn=0.039568%2C0.018753&z=15&l=map Ялуторовске].

Литература

• Золотая книга Ефремова. — Изд-во «Неография», 2005. — 192 с.
• Иваненко А. [a-pesni.org/grvojna/makhno/a-ulageeva.php Улица Агеева, крестьянские места] // Тюменский курьер : газета. — 2011. — № 28 (3045) от 18 февраля.
• Медведев А., Кульнев В. За пять лет : История Ефремовской организации РКП. — Ефремов, 1922.
• Сибирская Вандея : 1920—1921 : Документы. — Т. 2 : (1920—1921) / Под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. В.И. Шишкин. — М.: Международный фонд «Демократия», 2001. — 776 с. — (Россия. XX век. Документы). — 3000 экз. — ISBN 5-85646-045-6.
• Титов Н. [zarya-efremov.ru/pervyj-redaktor-efremovskoj-gazety/ Первый редактор ефремовской газеты] // Заря. Ефремов : газета. — 2013. — № 12 июня.

Ссылки

• [www.alexanderyakovlev.org/almanah/almanah-dict-bio/1006893/0 Агеев (Аггеев) Сергей Петрович]. Архив Александра Н. Яковлева. Проверено 8 февраля 2015.
• [www.knowbysight.info/AAA/00888.asp Агеев Сергей Петрович]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Проверено 10 февраля 2015.

Отрывок, характеризующий Аггеев, Сергей Петрович

– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.