Алексеев, Трофим Васильевич

Трофим Васильевич Алексеев
Депутат I Думы. 1906
Дата рождения:	1870(1870)
Место рождения:	деревня Называиха Драгунская волость Тюкалинский округ Тобольская губерния
Дата смерти:	11 марта 1938(1938-03-11)
Место смерти:	Омск, Омская область
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Вероисповедание:	Православие
Партия:	Конституционно-демократическая партия Трудовая группа Сибирская парламентская группа фракция «Всероссийский крестьянский союз»
Род деятельности:	Член Государственной думы I и II созывов

Трофим Васильевич Алексе́ев (1870—1938) — российский политический и общественный деятель, член Государственной Думы Российской Империи I и II созывов от Тобольской губернии.

Биография

Родился в 1870 году в деревне Называиха Драгунской волости Тюкалинского округа Тобольской губернии в семье крестьянина. Был брат Сергей (родился в 1873 году, раскулачен в 1931 году и выслан с семьёй на место жительство в Нарымский край, реабилитирован в 2007 году).

Получил домашнее образование. Служил в Русской Императорской армии, отбывая воинскую повинность, где пополнил своё образование. Обучался в содержательском классе сибирского флотского экипажа. Получил звание подшкипера. Вышел в запас.

Несколько лет служил сельским писарем. Был маслоделом и доверенным по торговле в родной деревне Называиха. Занимался земледелием и имел во владении 15 десятин земли. Был Называевским волостным старшиной.

15 мая 1906 года состоялся первый день выборов, на которые явилось 55 выборщиков избравшие в депутаты Колокольникова и Савкина. В связи с тем, что Савкин отказался от должности депутата, на следующий день были выбраны трое: чиновник Ушаков и крестьяне Нестеров и Алексеев.

16 мая 1906 года избран депутатом I Государственной Думы от общего состава выборщиков Тобольской губернии. Прошёл в Думу как представитель конституционно-демократической партии.

Входил в Трудовую парламентскую группу. Состоял в комиссии о свободе совести. Подписал заявление 10 депутатов Государственной Думы об увеличении числа членов агрономической комиссии представителями от Сибири.

Летом 1906 года выступая с речью в Думе, отнёсся с резкой критикой тактики конституционно-демократической партии в Думе. Его речь была воспринята криками: «довольно», «довольно»! Однако после небольшого замешательства, он продолжил свою речь. Вполне оправдывал тактику левого крыла Думы, направленную к организации народных масс и захвату власти. Последнее он считал возможным при наличии самого широкого народного движения, подобного октябрьскому, когда власть оказалась изолированной. Многие места речи Алексеева, благодаря сдавленному голосу, совершенно не были слышны.

После роспуска I Думы возвратился домой и всё время находился под негласным надзором полиции.

Его первое избрание в выборщики, состоявшееся 21 декабря 1906 года было отменено Тюкалинской уездной комиссией, но новые выборы, бывшие уже 4 января 1907 года, дали те же результаты и новое избрание в депутаты. В понедельник 12 февраля 1907 года в помещении Тобольского окружного суда происходили выборы членов Государственной Думы II созыва и вновь был избран от общего состава выборщиков Тобольской губернии избирательного собрания. За него проголосовало 32 выборщика. Пребывание в Думе показало Алексееву, что его место в Трудовой парламентской группе. И как трудовик, он прошёл во II Думу не без препятствий со стороны местной администрации.

С отъездом его во II Думу администрация всё время производила дознания на предмет кассации его выборов, но попытки оказались бесплодными и Государственная Дума в заседании 16 марта признала его полномочия.

Вновь вошёл в состав Трудовой группы, фракцию «Всероссийского крестьянского союза», Сибирскую парламентскую группу.

Признавая за народным образованием в деревне огромное значение, с большой охотой принимал участие в школьной жизни, как попечитель Ново-Воскресенской школой.

В мае 1907 года для ознакомления населения Тобольской губернии с деятельностью Думы, партий, положением России, вырабатываемыми законопроектами пожертвовал 5 рублей на высылку в апреле несколько экземпляров изданий «Народного календаря», «Вестника партии Народная свобода», «Общественного дела».

Прошу ходатайства сложить недоимку за 1903 год 175 рублей согласно Манифеста 1 апреля. Всё описали: продадут имущество, у бедных ничего нет. Обращались к начальству, отказали. Прошу распоряжения на имя пристава 3 стана Тюкалинского уезда; всё у него находится.

— Наказ на имя депутата Алексеева от киргиз Крутинской волости Рединского участка аул № 1

В 1938 году жил в посёлке Называевка. Был продавцом ларька.

19 февраля 1938 года арестован и 10 марта 1938 года Тройкой при УНКВД по Омской области обвинён по статье 58-10 УК РСФСР к Высшей мере наказания. Расстрелян 11 марта 1938 года в Омске.

Реабилитирован 30 марта 1956 года президиумом Омского областного суда за отсутствием состава преступления.

Литература

• Алексеев Т. В. // Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. РОССПЭН. Москва. 2008. ISBN 978-5-8243-1031-3.
• Алексеев Т. В. // Забвению не подлежит: Книга памяти жертв политических репрессий Омской области. Том 1. А-Б. Омское книжное издательство. Омск. 1997.
• Алексеев Т. В. // Члены Государственной думы (портреты и биографии). Первый созыв. М. М. Боиович. Москва. 1906.
• Родионов В. Сибирь в Государственной Думе. Краткие биографии сибирских депутатов: Алексеев Т. В. // «Сибирские вопросы»: периодический сборник. № 7. 22 апреля 1907 года. Томск.

Источники

• Российский государственный исторический архив. Фонд 1327. Опись 1 (1905). Дело 143. Лист 213 оборот;
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (1 созыв). Дело 21, 35, 36;
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (2 созыв). Дело 10, 610. Лист 18;

Ссылки

• [tomskhistory.lib.tomsk.ru/page.php?id=1619 Томская областная универсальная научная библиотека имени А. С. Пушкина — Т. В. Алексеев]
• [tez-rus.net/ViewGood41977.html tez-rus.net — Т. В. Алексеев]
• [www.hrono.ru/biograf/bio_a/alexeev_tv.html Хронос — Т. В. Алексеев]

Отрывок, характеризующий Алексеев, Трофим Васильевич

– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.