Суханов, Алексей Степанович
Поделись знанием:
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
Алексей Степанович Суханов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет из книги «Члены Государственной думы» (1913)</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 28 ноября 1917 года — 5 января 1918 года | |||
| Предшественник: | должность учреждена | ||
| Преемник: | должность упразднена | ||
| Вероисповедание: | православное | ||
| Рождение: | 23 февраля 1866 Тобольск | ||
| Смерть: | после октября 1919 Российское государство
| ||
| Партия: | Народные социалисты (1917—1918) | ||
| Образование: | неоконченное высшее | ||
| Профессия: | журналист, драматург, редактор, общественный деятель, чиновник-казначей | ||
Алексей Степанович Суха́нов (23 февраля 1866, Тобольск — после октября 1919) — журналист и драматург, народный социалист, трудовик, делегат Всероссийского учредительного собрания, депутат IV Думы.
Содержание
Биография
Ранние годы и ссылка
Алексей Суханов родился 23 февраля 1866 года в Тобольске в семье купца и домовладельца Степана Суханова, происходившего из мещан Сургута.[1][2] Был брат Павел. Алексей учился в Тобольской мужской гимназии, но не закончил обучение в ней, уйдя после 5-го класса.[2] Затем он был вольнослушателем Томского Императорского университета, но только один год.
В 1886 году Суханов на свои собственные средства открыл первую в Тобольске публичную библиотеку (с читальным залом) и книжный магазин при ней. Вскоре библиотека было закрыта за «вредное» направление.
В 1893—1906 годах Алексей Суханов избирался гласным Тобольской городской думы и несколько лет состоял членом городской управы, в которой занимал должность казначея.[1] В 1896—1900 годах он был редактором газеты «Сибирский листок». Кроме того он сотрудничал с местными периодическими изданиями («Сибирская Газета», «Екатеринбургская Неделя», «Степной Край», «Сибирские Вопросы» и другими),[3] где регулярно публиковал свои рассказы и корреспонденции. Суханов являлся инициатором постройки в Тобольске «Народного дома».
В 1906 году Алексей Степанович был привлечён к суду за «публикацию сочинений, возбуждающих к неповиновению, ниспровержению существующего строя или учинению иного бунтовского деяния» (ст. 129 Уголовного Уложения) и выслан в Березов. Это обвинение сделало невозможным его участие в избирательных кампаниях как во II-ую, так и в III-ю Государственные думы.
Политическая карьера
После оправдания в суде, Суханов принял участие в выборах в IV-ю Думу. 26 сентября 1912 года он стал выборщиком по I-ой городской курии для участия в губернском избирательном собрании. И уже в октябре Алексей Суханов стал депутатом IV-ой Государственной думы от Тобольской губернии (вместе с Владимиром Дзюбинским и Михаилом Рысевым). В парламенте он примкнул к Трудовой группе (фракции трудовиков). Кроме того, он являлся членом Сибирской парламентской группы. В Думе Суханов был членом целого ряда комиссий: по местному самоуправлению, по народному образованию, по городским делам, для выработки законопроекта о печати, о преобразовании полиции в империи, о народном здравии, по делам православной церкви, по борьбе с немецким засильем. 20 февраля 1906 года он был «устранён на 15 заседаний» на основании статьи 38-ой Учреждения Государственной думы.[2]
Доношу Вашему Превосходительству, на предписание от 15 октября 1912 года за № 861, что избранный членом Государственной Думы Тобольский мещанин Алексей Степанович Суханов постоянно проживает в городе Тобольске, занимается книжной торговлей более 25 лет. В настоящее время состоит гласным Городской Думы. В 1905 году Суханов являлся устроителем митингов и противоправительственных манифестаций. Некоторое время, в том же году, находился в высылке в Сургутском уезде. Ныне Суханов ведёт себя сдержанно, к политическим партиям не принадлежит, но изредка в разговоре прорываются выражения, дающие возможность заключить, что он левого направления. На окружающих малодушных людей Суханов имеет влияние, прививая им свои взгляды. Пред выборами и во время таковых Суханов особенно суетился, организовывал предвыборные собрания и несомненно вёл агитацию через других выборщиков за самого же себя. Суханов имеет в городе Тобольске четыре дома и в Карачинской волости участок земли около 10 десятин, совместно с братом. Как общественного деятеля Суханова следует признать человеком энергичным.— Из рапорта Тобольского полицмейстера Тобольскому губернатору. 26 октября 1912
В 1916 году Суханов принял решение подарить свое собрание книг Обществу внешкольного образования.[4] После Февральской революции Алексей Суханов выполнял поручения Временного комитета Государственной думы (ВКГД): он объехал 6 городов родной губернии, присутствовал на ряде крестьянских съездов, выступал с речами.
2 мая 1917 года присутствовал на открытом заседании Тарской городской думы.
В конце 1917 года Суханов был избран депутатом Учредительного собрания по Тобольскому избирательному округу, но уже как народный социалист (список № 3 — народные социалисты и Крестьянский союз). Стал участником единственного официального заседания Собрания от 5 января 1918 года. Кроме того в этот период Алексей Степанович являлся Тобольским губернским комиссаром (с 9 марта 1917 года).[2]
По возвращении в родной Тобольск, Суханов издавал газету «Тобольское народное слово». Он покинул город в октябре 1919 года вместе с отступающими белыми частями. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Имел псевдонимы: С. Алексеев, Алексеев, Степан, О. И. О., О. И. П—ки, Пешехонский летописец, Сибирский пошехонец, Туземец.[3]
Семья
Был женат, овдовел к 1912 году; имел сына.[2]
Произведения
- «Свершилось!» (Письмо депутата) // Вятская речь, 12 марта 1917 года.[2]
Память
- Его имя носит центральная городская библиотека в городе Тобольске[5].
Напишите отзыв о статье "Суханов, Алексей Степанович"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.hrono.ru/biograf/bio_s/suhanov_as.php Суханов Алексей Степанович]. www.hrono.ru. Проверено 10 сентября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 А.Б. Николаев. [www.tez-rus.net/ViewGood42163.html СУХАНОВ Алексей Степанович]. Государственная дума Российской империи: 1906-1917. www.tez-rus.net. Проверено 10 сентября 2016.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/masanov/man/09/man16340.htm Суханов Алексей Степанович (текст)]. feb-web.ru. Проверено 10 сентября 2016.
- ↑ Владимир Гарипов. [grad.tobolsk.info/2010/02/109-pervaya-narodnaya-v-tobolske Первая народная в Тобольске]. grad.tobolsk.info. Проверено 10 сентября 2016.
- ↑ [www.cbs-tob.ru/about_me.html Центральная городская библиотека им. А. С. Суханова]
Литература
- Л. Г. Протасов. Люди Учредительного собрания: портрет в интерьере эпохи. М., РОСПЭН, 2008.
- Государственная Дума Российской империи. 1906—1917. Энциклопедия. М., 2006
- Тобольский биографический словарь. Екатеринбург, 2004
- Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. — Т. 4. — М., 1960. — С. 460
- Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008
- [dlib.rsl.ru/viewer/01003800761#?page=520 Члены Государственной думы : (портреты и биографии) : Четвёртый созыв, 1912—1917 г.] / cост. М. М. Боиович. - Москва : Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1913. - LXIV, 454, [2] с., [1] л. ил. : ил., портр.; 12 см. С. 437
- Четвёртая Государственная дума: Портреты и биографии. СПб., 1913
- 4-й созыв Государственной думы: Художественный фототипический альбом с портретами и биографиями. СПб., 1913
Источники
- РНБ. Генеральный алфавитный каталог
- РГИА — Российский государственный исторический архив, Фонд 1278, Опись 9, Дело 770
- Государственный архив в городе Тобольске:
- Дело по ходатайству Сургутского мещанина А. Суханова и дворянина Н. Бердницкого о разрешении им открытия в г. Тюмени библиотеки и кабинета для чтения и производства книжной торговли. 1887—1892 (Ф. И152, Оп.12, Д.35)
- Дело по ходатайству сургутского мещанина А. Суханова о выдаче ему свидетельства о политической благонадежности. 1889 (Ф. И152, Оп.12, Д.194, Ф. И152, Оп.1, Д.109)
- Дело по ходатайству Сургутского мещанина А. Суханова о назначении его редактором газеты «Сибирский листок». 1890—1916 (Ф. И152, Оп.34, Д.26)
- Дело по прошению Сургутского мещанина А. Суханова о разрешении ему иметь шрифты для переплетно-линовальной мастерской. 1893 (Ф. И152, Оп.14, Д.96, Ф. И152, Оп.1, Д.124)
- Дело по прошению мещан Сухановых, жены капитана Ф. Шестаковой и др. о совершении купчей на дом. 1896—1897 (Ф. И152, Оп.37, Д.321)
- Дело о состоящих под надзором полиции Н. и А. Скалозубовых, И. Уфимцеве, С. Вилькошевском, Ф. Рошковском, А. Лещинском, А. Степанове, В. Костюрине, А. и П. Сухановых, А. Ушакове. 1906—1908 (Ф. И152, Оп.20, Д.273)
- Дело по обвинению в государственном преступлении Н. Л. Скалозубова, А. Лещинского, А. Ушакова, И. Уфимцева, С. Валькошевского, Ф. Рошковского, А. Суханова, П. Суханова, В. Костюрина, А. Степанова; А. Скалозубовой, М. Костюриной. 1906—1910 (Ф. И152, Оп.20, Д.576)
- Дело о состоящих под надзором полиции Н. Скалозубове, И. Уфимцеве, С. Вилькошевском, Ф. Рошковском, А. Лещинском, А. Степанове, В. Костюрине, А. и П. Сухановых, А. Ушакове. Члены Тобольской группы социал-революционеров: Н. Л. Скалозубов — Тобольский губернский агроном, основатель селекционного дела в Сибири, депутат 2 и 3 Государственных Дум; В. Костюрин — редактор газеты «Сибирский листок»; А. Суханов — основатель народной библиотеки в г. Тобольске, депутат Государственной Думы. 1906—1913 (Ф. И152, Оп.1, Д.136)
- Протокол заседания Тобольского губернского избирательного собрания от 25.10.1912 г., выборные листы, списки кандидатов по выборам в Госдуму IV созыва. Биографические сведения избранных в Госдуму от Тобольской губернии А. С. Суханова, М. С. Рысева, В. И. Дзюбинского. 1912 (Ф. И463, Оп.1, Д.16)
- С заявлениями о выдаче ссуд под залог недвижимого имущества А. С. Суханова. 1912—1917 (Ф. И449, Оп.1, Д.21)
- Дело по ходатайству сургутского мещанина А. С. Суханова об открытии в г. Тобольске книжной лавки. 1915 (Ф. И152, Оп.29, Д.86)
- Переписка о вызове А. С. Суханова в г. Тобольск. 1917 (Ф. И722, Оп.1, Д.123)
- Приёмо-сдаточные акты, составленные на бесхозяйственное имущество гр. Суханова. 1920 (Ф. Р317, Оп.1, Д.268)
| |||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Суханов, Алексей Степанович
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
