Аман-Жан, Эдмон
| Эдмон Аман-Жан | |
| Edmond Aman-Jean | |
 Автопортрет | |
| Имя при рождении: |
Эдмон Франсуа Аман-Жан |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Эдмо́н Франсуа́ Ама́н-Жан (фр. Edmond Aman-Jean; 1858—1936) — французский художник эпохи Fin de siècle.
Жизнь и творчество
Аман-Жан был одним из самых замечательных французских символистов. В 1880 году он поступает на учёбу в парижскую Школу изящных искусств, в класс Лемана, где знакомится и завязывает дружеские отношения с Сёра. Позднее работает над создваваемым Пюви де Шаванном большим настенным полотном «Священная роща». В 1885 году художник совершает путешествие в Рим.
Аман-Жан вначале создаёт свои полотна на историческую и аллегорическую тематику (например, «Жанна д’Арк»). Впоследствии был известен главным образом своими декоративными, полными фантазии, картинами («Венеция»). Знамениты также его женские портреты, отличающиеся сентиментальной утончённостью черт и мелонхолично затемнённым вторым планом.
Художник был другом таких известным французских символистов, как Малларме и Пеладан. Принимал участие в Салонах Роза + Крест, был автором плаката к Салону 1893 года. В 1925 году основывает, совместно с Роденом, Салон Тюильри.
|
Это заготовка статьи о художнике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Аман-Жан, Эдмон"
Отрывок, характеризующий Аман-Жан, Эдмон
– Какое врать, правда истинная.– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
