Армашевский, Пётр Яковлевич

Пётр Яковлевич Армашевский
Дата рождения:	1850(1850)
Место рождения:	Новозыбков, Черниговская губерния
Дата смерти:	1919(1919)
Место смерти:	Киев
Научная сфера:	геолог
Известен как:	Геолог, общественный деятель.

Пётр Я́ковлевич Армаше́вский (1850 — май, 1919) — русский геолог, профессор кафедры геологии Киевского Императорского университета Святого Владимира в Киеве.

По материнской линии — потомок историка Александра Лазаревского.

Научная деятельность

Родился в небольшом городке Новозыбков Черниговской губернии в дворянской семье.

Окончил Черниговскую классическую гимназию, после чего поступил в Киевский университет на природное отделение физико-математического факультета.

По окончании университета 28 марта 1873 года был оставлен для научной работы. Итогом его исследований стала диссертация «Геологический очерк Черниговской губернии», за которую он получил в 1883 году степень «магистра минералогии и геологии». Тогда же он становится сначала доцентом, а потом — экстраординарным профессором по кафедре минералогии и геологии Киевского университета.

В 1903 году проходит публичную защиту его диссертация «Геологические исследования в области бассейнов Днепра и Дона». Участник международных конгрессов по геологии и геологических обществ (помимо прочих, Французского), Армашевский, кроме того, выступил как поборник женского высшего образования. Несколько лет он состоял директором высших женских курсов.

Городская дума приглашала Петра Яковлевича Армашевского как эксперта в работе по созданию системы водоснабжения Киева и по предохранению от оползней.

Общественная деятельность

Пётр Яковлевич Армашевский был монархистом и после революции 1905—1907 гг. принял активное участие в консервативном движении Киева. Он был членом Киевского Русского собрания, а в 1908 году стал товарищем председателя Киевского Клуба русских националистов. Из-за личных разногласий с председателем клуба Анатолием Савенко сложил с себя звание члена клуба, но своим убеждениям не изменил. Так, он пытался наладить выпуск правой газеты «Киев», но вынужден был оставить эту идею из-за недостатка средств и кадров. Кроме того, Армашевский был членом главного совета и товарищем председателя киевского отдела Всероссийского национального союза.

Революция и смерть

В годы революции Армашевский, как и многие другие деятели монархического направления, отошёл от активной политической жизни. Как вспоминал князь Николай Жевахов «С приходом революции Пётр Яковлевич полностью отошёл от общественной деятельности и замкнулся в своём кабинете, желая быть сторонним наблюдателем того сумбура, который принесли так называемые „свободы“. Он обрабатывал курс своей любимой кристаллографии, перечитывал классиков природоведения, углублялся в Евангелие». Тем не менее, Киевская ЧК обратила на него внимание. В конце апреля 1919 года он был арестован и в первых числах мая расстрелян.

Литература

• П. Армашевский, В. Антонович Публичные лекции по геологии и истории Киева. — Киев, 1907.
• П. Я. Армашевский Геологические исследования в области Днепра и Дона. Общая геологическая карта России. — Спб, 1903.

Ссылки

• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5466&abc=1 Биография на сайте Института Русской Цивилизации]
• [rusk.ru/newsdata.php?idar=176848 Сегодня, 15 мая, — день памяти русских патриотов — членов Киевского Клуба русских националистов (ККРН).]
• [www.rusk.ru/st.php?idar=172151 А. Иванов. Судьбы лидеров русского национализма после февраля 1917 г.]

Отрывок, характеризующий Армашевский, Пётр Яковлевич

– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.