Арсений Коневский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арсений Коневский

Арсений Коневский на фоне основанного им монастыря (икона, первая четверть XIX века)
Рождение

2-я пол. XIV в.

Смерть

12 июня 1447(1447-06-12)

Почитается

в Православной церкви

В лике

преподобных

День памяти

12 (25) июня

Преподобный Арсе́ний Коне́вский, Новгородский чудотворец (или Коневецкий; 2-я половина XIV века, Великий Новгород — 12 июня 1447, Коневец)[1] — православный монах, основатель Коневского монастыря, почитается как покровитель моряков. Привез с Афона в Россию Коневскую икону Божией Матери.

Родился в Новгороде, по профессии был ремесленником и изготовлял различные изделия из меди. В 1373 году, будучи ещё молодым юношей, поступил в Лисогорский монастырь недалеко от Новгорода, где и принял монашество с именем Арсений. Прожив в монастыре 11 лет отправился на Афон и провел там три года, пребывая в молитве и изготовляя для афонской братии медную посуду. В 1393 году вернулся на родину и привез икону Божией Матери, впоследствии названную Коневской. С этой иконой преподобный Арсений удалился на остров Коневец на Ладожском озере и провел там с учениками пять лет. В 1398 году по благословению Новгородского архиепископа Иоанна основал на острове общежительный монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Затем он вторично посетил Афон и просил у святогорцев молитв и благословения для своей обители. В 1421 году разлив озера, уничтоживший монастырские постройки, вынудил святого Арсения перенести обитель на новое место на том же острове. Скончался преподобный Арсений в 1447 году и был погребен в монастырской церкви.



Почитание

Память совершается 12 (25) июня (преставление), кроме того во 2-е воскресенье по Пятидесятнице в Соборе Афонских преподобных, в 3-е воскресенье по Пятидесятнице — в Соборе Новгородских святых и в Соборе Санкт-Петербургских святых, в субботу между 31 октября и 6 ноября — в Соборе Карельских святых.

Тропарь:

Духом Божиим наставляемый, / воз­любил еси безмолвие, / в немже евангельски подвизающуся, / пречудный Афонский дар — / Богоматере икона, даровася ти, всеблаженне, / и, образ добродетелей быв стаду твоему, / Арсение отче наш, / к Горнему торжеству возшел еси, / идеже со Ангелы ликовствуя, / моли Христа Бога / спастися душам нашим.

Напишите отзыв о статье "Арсений Коневский"

Примечания

Ссылки

  • [www.pravenc.ru/text/76296.html Арсений Коневский] (статья в Православной энциклопедии)
  • [www.jmp.ru/svyat/jun12.htm#arsenij-konevskij Преподобный Арсений Коневский]
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life6448.htm Преподобный Арсений, Коневский чудотворец]
  • [saints.ru/a/ArsenijKO.html ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО АРСЕНИЯ КОНЕВСКОГО]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).


Отрывок, характеризующий Арсений Коневский


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.