Афонский, Алексей Петрович
Протоиерей Алексий Афонский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1903 год — 1929 год | ||
| Церковь: | Русская православная церковь | |
| Имя при рождении: | Алексей Петрович Афоонский | |
| Рождение: | 1 февраля 1860 Московская губерния, Российская Империя | |
| Смерть: | 1929 Москва, СССР | |
| Награды: |
| |
Алексе́й Петро́вич Афо́нский (1 февраля 1860—1929) — священник Русской православной Церкви, протоиерей Ново-Алексеевского монастыря в Красном селе Москвы.
Последний священник Ново-Алексеевского монастыря[1].
Содержание
Биография
Алексей родился в Московской губернии в семье Анны Павловны и Петра Борисовича Афонского[1]. Отец служил диаконом в храме на Георгиевском погосте Клинского уезда[2]. Дед Алексея - Борис Иванович Успенский - занимал должность причетника при церкви св. Николая в Сергиевом Посаде[1].
По окончании в 1880 году курса наук в Вифанской духовной семинарии в 1881 году Алексей Афонский поступил в число студентов Московской Духовной Академии[3][4].
28 июля[5] 1886 года он был рукоположен во священника к храму Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе[1].
После окончания Московской духовной академии он получил звание кандидата богословия и был рукоположен во иерея[1].
с 15 сентября 1889 по 1 сентября 1893 года Афонский безвозмездно работал в должности законоучителя в Московском Максимилиановском детском приюте[1].
С 1 сентября 1892 года был законоучителем в училище при московском Алексеевском Девичьем монастыре[1].
С 10 декабря 1893 года по 1913 год Афонский был смотрителем Дома успокоения духовных лиц при Покровской церкви в Красном Селе.[1].
В 1895 году "пожалован 50 рублями за чтение Святого Евангелия у гроба в Бозе почившего императора Александра III"[1].
С апреля 1896 года по сентябрь 1897 он занимал должность преподавателя закона Божия в вечерней школе с воскресными классами при одной из московских фабрик.
16 октября 1897 года Афонский был избран членом-сотрудником Императорского Православного Палестинского Общества.
с 1899 года Афонский был назначен попечителем церковно-приходской школы в погосте Георгиевском. Заведующим этой школы был его брат Иоанн Афонский[6],
В 1903 году о. Алексей был переведен в соседний с Покровской церковью Алексеевский женский монастырь, где он и прослужил до конца своих дней[1][7].
12 мая 1909 года митрополит Московский Владимир назначил Афонского настоятелем Крестовоздвиженской церкви при Алексеевском монастыре.
1910 года Афонский несколько раз избирался в члены благочиннического совета сроком на 3 года.
18 мая 1911 года он был возведен в сан протоиерея.
С 1914 года Афонский был утвержден членом столичного отделения Московского епархиального училищного совета[8].
После революции Афонский оставался священником, по улицам всегда ходил в рясе[3]. В 1924 года он был избран председателем приходского совета "Всехсвятского религиозного общества при церкви Всех Святых в Алексеевском монастыре".
Алексей Афонский умер он в 1929 году в больнице у своего друга-врача, за несколько месяцев до запланированного ареста. Проститься со священником пришло большое количество людей[3].
Семья
У Алексея Афонского была сестра и семь братьев. Все братья стали священниками, кроме одного, умершего в молодом возрасте еще семинаристом[1]. Николай (1851–?) служил в церкви великомученика Димитрия Солунского в селе Аксеново, Евгений (1864–?) - в Преображенском храме села Спас-Заулок Клинского уезда, Михаил (?–1925) - в Свято-Духовской церкви в Паричах, Иоанн (1867–1942К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2965 дней]) - на Георгиевском погосте, Сергей - в церкви Воскресения Словущего в селе Воскресенском, Павел (1849/1850–1917) - в Екатерининском соборе города Минска[3][9]. Сестра Екатерина была выдана замуж тоже за будущего священника[10].
Жена Афонского - Олимпиада Львовна (1868 - ~1902/1903), воспитанница приюта, умерла вскоре после рождения дочери Ольги[1][6]. Сын Владимир (1888 - 1919) стал врачом, дочери Александра (1896 - 1992) и Ольга (1900 - 1976) стали учительницами[10][1]. Дети воспитывались в семье, но поскольку очень рано остались без матери, много времени проводили вместе с матерью-игуменьей[3]. Для своей семьи Афонский построил в Москве деревянный дом с большим садом на Верхней Красносельской улице[1]
Награды
В 1890 году с формулировкой "за ревностное служение церкви Божией" был награждён набедренником[3].
В 1894 году был награждён бархатной фиолетовой скуфьею, а в 1898 году такой же камилавкой[3].
В 1904 году труды Афонского были отмечены золотым наперсным крестом. В 1908 году он был награждён орденом св. Анны 3-ей степени, а в 1914 году - орденом св. Анны 2-ой степени[3].
В 1919 году ко дню Пасхи "за труды по епархиальному ведомству" он был награждён палицей[3].
Фотографии
|
Напишите отзыв о статье "Афонский, Алексей Петрович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [www.mosjour.ru/index.php?id=339 Московский Журнал | Священники Афонские]
- ↑ [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?4_11818 Белое Духовенство]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ns_file.cgi?2+4_296 Статьи (Православная Жизнь)]
- ↑ [www.petergen.com/bovkalo/duhov/vifansem.html Выпускники Вифанской духовной семинарии]
- ↑ здесь и далее даты - по юлианскому календарю
- ↑ 1 2 За четверть века. 1884-1909 гг. К истории церковно-приходских школ Московской епархии» (М., 1910)
- ↑ [bogatov.info/cgi-bin/gw?b=Genbase;i=2074 Иван Сперанский]
- ↑ Клировая ведомость Крестовоздвиженской, в Алексеевском девичьем монастыре, церкви, состоящей в 3-ем отделении Сретенского сорока г. Москвы, за 1914 год.
- ↑ [uspenie.pravorg.ru/istoriya-uspenskogo-xrama/ История Успенского храма | Успенский храм в селе Шуколово]
- ↑ 1 2 Московская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901–1917 годов
Литература
- Клировые ведомости о церквах и притче Московского Сретенского сорока Успенского и Покровского благочиния за 1895 год.
- За четверть века. 1884-1909 гг. К истории церковно-приходских школ Московской епархии» (М., 1910).
- Клировая ведомость Крестовоздвиженской, в Алексеевском девичьем монастыре, церкви, состоящей в 3-ем отделении Сретенского сорока г. Москвы, за 1914 год.
Отрывок, характеризующий Афонский, Алексей Петрович
– Ну что? – спросил князь Андрей.– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
