Бакин, Дмитрий Геннадиевич
Поделись знанием:
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
| Дмитрий Бакин | |
 | |
| Имя при рождении: |
Дмитрий Геннадиевич Бочаров |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
с 1987 года |
| Язык произведений: |
русский |
Дми́трий Генна́диевич Ба́кин (наст. фамилия Бочаро́в[1]; 13 января 1964, Чистяково — 7 апреля 2015, Москва) — российский писатель. Сын журналиста и публициста Геннадия Бочарова.
Содержание
Биография
Писатель был отмечен премиями журналов «Огонёк» (1989) и «Знамя» (1995). В 1995 году за сборник «Страна происхождения» стал лауреатом «Антибукера». Опубликовал две книги прозы. Его произведения переведены в Англии, Франции, Германии и других странах[2]. Критики сопоставляли его творчество с текстами Платонова, Камю и Фолкнера (сам Бакин при этом отмечал, что творчество Платонова открыл для себя уже написав все тексты сборника «Страна происхождения»).[3][4]
С 1982 по 1984 год служил в Советской армии[5]. Жил в Москве в Дорогомилово; работал водителем грузового автотранспорта; вёл непубличный образ жизни (и, по собственному замечанию, «никогда не присутствовал внутри профессионального писательского сообщества, потому что имел другую профессию»[6]). По сообщениям 2007 и 2008 года, Бакин работал над романом с предварительным названием «От смерти к рождению», был опубликован отрывок из этого романа.
Умер в Москве 7 апреля 2015 года. Похоронен в закрытом колумбарии Ваганьковского кладбища.
В марте 2016 года в Германии вышла памятная книга Дмитрия Бакина [www.dbakin.com «Про падение пропадом»], в которую было включено, по существу, всё, что он успел написать.
Семья
Сын Александр (1991), дочь Дарья (2003).
Библиография
- Цепь: Рассказы / Дмитрий Бакин. — М.: Правда, 1991. — 46, [2] с.; 17 см. — Содерж.: Листья; Цепь; Страна происхождения. — (Библиотека «Огонёк» № 42. ISSN 0132-2095) 20 к.
- Страна происхождения: Рассказы / Дмитрий Бакин. — СПб.: Лимбус Пресс, 1996. — 151, [1] с.; 21 см. — Содерж.: Листья; Землемер; Оружие; Страна происхождения; Корень и цель; Про падение пропадом; Лагофтальм. — ISBN 5-8370-0346-0 (В пер.) Б. ц.
- [web.archive.org/web/20080428112016/www.vmzhurnal.com/archive/2/bakin.htm От смерти к рождению. Глава из нового романа] // Время и место : журнал. — 2007. — Вып. 2..
- [dbakin.com/ Про падение пропадом / Дмитрий Бакин] — Germany, Leipzig: ISIA Media Verlag, 2016. — 344,
Напишите отзыв о статье "Бакин, Дмитрий Геннадиевич"
Примечания
- ↑ По другой информации, носил двойную фамилию Бочаров-Бакин.
- ↑ [www.lgz.ru/article/-15-6505-15-04-2015/litinformbyuro-15-2015/ Литературная газета] Литинформбюро № 15.
- ↑ Чупринин С. И. Русская литература сегодня. Путеводитель. — М., 2003. — С. 83
- ↑ Усыскин Л. Б. [magazines.russ.ru/nlo/2000/46/lev.html Крайне субъективные и в целом бесплодные размышления о профессиональных качествах писателя] // НЛО, № 46 (2000 г.)
- ↑ [web.archive.org/web/20080428112016/www.vmzhurnal.com/archive/2/bakin.htm <Краткое предисловие к публикации>. От смерти к рождению. Глава из нового романа] // Время и место : журнал. — 2007. — Вып. 2.
- ↑ Д. Бавильский. [vz.ru/culture/2008/8/3/192512.html Дмитрий Бакин: «Помогают писать табак, голод, зима, её снег…»] // «Взгляд», 3 августа 2008
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/b/bakin/ Дмитрий Бакин] в «Журнальном зале»
- [magazines.russ.ru/znamia/1996/1/bakin.html Стражник лжи: Рассказ // Знамя. — 1996. — № 1.]
- Сын дерева: Рассказ // Знамя. — 1998. — № 1.
- [magazines.russ.ru/novyi_mi/2009/1/ba10.html Нельзя остаться: Рассказ // Новый мир. — 2009 — № 1.]
- [www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/bakin-d/ Дмитрий Бакин] на сайте «Новая литературная карта России»
- [vz.ru/culture/2008/8/3/192512.html Дмитрий Бакин: «Помогают писать табак, голод, зима, её снег…»] // «Взгляд», 3 августа 2008
- [www.dbakin.com dbakin.com/]
Отрывок, характеризующий Бакин, Дмитрий Геннадиевич
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
