Барышников, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Барышников
Дата рождения:	23 апреля 1959(1959-04-23) (65 лет)
Место рождения:	Ленинград, СССР
Страна:	СССР, Россия
Научная сфера:	история
Место работы:	Санкт-Петербургский государственный университет
Учёная степень:	доктор исторических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Научный руководитель:	К.К.Худолей
Известен как:	историк

Владимир Никола́евич Барышников (23 апреля 1959, Ленинград) — советский, российский историк.

Биография

Родился в Ленинграде в семье военного историка Н.И. Барышникова.

В 1982 г. окончил кафедру истории Нового и новейшего времени исторического факультета Ленинградского государственного университета. В 1980-1990-е гг. работал в Дирекции объединения музеев Ленинградской области на должности старшего научного сотрудника, а затем заведующего отделом.

Научная деятельность

Сфера научных интересов: История внешней политики в 20-30-е гг. ХХ века; история Второй мировой войны, история скандинавских стран и Финляндии.

В 1989 г. В. Н. Барышников защитил кандидатскую диссертацию «Обострение социально-экономического положения и развитие внутриполитического кризиса в Финляндии в годы Второй мировой войны», 1997 г. докторскую - «От прохладного мира к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е годы».

С 1990-х преподавал в РХГА. Является организатором, председателем редакционной коллегии ежегодной международной конференции «Санкт-Петербург и страны северной Европы» и сборника статей по её материалам.

С 1993 г. – работает на кафедре истории Нового и новейшего времени исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета в должности доцента, профессора (1999), а с 2003 г. – заведующего кафедрой.

В 1998 г. был избран действительным членом Академии военно-исторических наук. С 2000 г. В.Н. Барышников является членом Ученого совета Исторического факультета, а с 2008 г. членом Ученого совета Санкт-Петербургского государственного университета. Состоит в диссертационном совете Российского государственного университета им. Э. Канта, является сопредседателем Центра по изучению скандинавских стран и Финляндии при Санкт-Петербургской Ассоциации международного сотрудничества и членом правления Санкт-Петербургского Совета мира и согласия.

Автор более 140 научных работ, изданных в России, Финляндии, Польше, Норвегии, Германии, Англии, США.

Избранные труды

• В. Н. Барышников. Вступление Финляндии во Вторую мировую войну. 1940-1942 гг. 2-е изд., доп. - СПб., Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. - 48 с. ISBN 5-288-03732-9
• Барышников В.Н. (отв. ред.) От войны к миру: СССР и Финляндия в 1939-1944 гг СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. - 440 с.
• Барышников В. Н. Финны на службе в войсках СС в годы Второй мировой войны. -- СПб.: Исторический ф-т СПбГУ, Издательство РХГА, 2012. -- 200 с., 16 с. ил. ISBN 978-5-88812-540-3
• Барышников В.Н. От прохладного мира к зимней войне. Восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СпбГУ. 1997. 352 с

Ссылки

• [novist.history.spbu.ru/baryshnikov.html Барышников, Владимир Николаевич]. Кафедра истории Нового и новейшего времени Института истории СПбГУ. Проверено 24 апреля 2015.
• [rhga.ru/science/conferences/spbse/ РХГА Санкт-Петербург и страны северной Европы]. РХГА. Проверено 24 апреля 2015.
• [elibrary.ru/author_items.asp?authorid=74103 Научные публикации В.Н.Барышникова в РИНЦ]

Отрывок, характеризующий Барышников, Владимир Николаевич

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»