Битва при Чаттануге

Битва при Чаттануге
Основной конфликт: Гражданская война в Америке
Штурм Миссионерского хребта 26 ноября 1863 года.
Дата	24—26 ноября 1863
Место	Чаттануга, Теннесси
Итог	Победа США
Противники
США (Союз) КША (Конфедерация)
Командующие
Улисс Грант Брэкстон Брэгг
Силы сторон
56 000 44 000,
Потери
5824 в т.ч. 753 убито   4722 ранено   349 пропало без вести 6667 в т.ч. 361 убито   2160 ранено   4146 пленных и пропавших без вести

Битва при Чаттануге (англ. Battle of Chattanooga) (24-26 ноября 1863) — одно из важнейших сражений Гражданской войны в США, состоявшееся на Западном театре боевых действий. Иногда называется Сражения при Чаттануге или Чаттанугская кампания.

Предыстория битвы

В сентябре 1863 года Камберлендская армия северян под командованием генерала Роузкранса, действовавшая на Западном театре военных действий, потерпела тяжелое поражение в битве при Чикамоге. В результате армия Роузкранса была блокирована противником в районе города Чаттануга (штат Теннесси). Единственный раз в ходе войны южанам удалось блокировать полевую армию северян. Над осажденными войсками нависла угроза голода. В случае капитуляции Чаттануги, мог обрушиться весь Западный фронт северян.

Президент Линкольн немедленно принял срочные меры для деблокады армии северян в Чаттануге. С Восточного театра боевых действий были переброшены XI и XII корпуса Потомакской армии, состоящие из почти 20 000 ветеранов под общим командованием генерала Джозефа Хукера. В это же время по личному приказу Линкольна командование Западным фронтом (специально созданный Миссисипский округ) принял генерал Грант, уже одержавший над конфедератами ряд побед и зарекомендовавший себя как смелый и решительный полководец.

Грант немедленно отстранил малоспособного Роузкранса от командования Камберлендской армией и заменил его на генерала Джорджа Томаса, отличившегося в битве при Чикамоге. Под непосредственным руководством Гранта 26-27 октября войска Хукера отбросили немногочисленные части южан от реки Теннесси и, захватив в излучине две переправы, установили устойчивую коммуникацию с осажденной армией. Таким образом была создана линия снабжения осажденного города — так называемая «крекерная дорога» (так как по этой дороге действительно перевезли множество крекеров, очень популярных среди американцев). Попытка южан перерезать «крекерную дорогу» оказалась безуспешной. По сути дела, произошло частичное снятие осады Чаттануги.

Одновременно Грант стягивал к Чаттануге все наличные силы: 15 ноября подошел 17-тысячный корпус генерала Шермана. В результате армия северян стала насчитывать около 61 000 человек. В то же время, 4 ноября, Брэкстон Брэгг совершил ошибку, отослав корпус генерала Лонгстрита на север, к городу Ноксвиллу. Причиной была взаимная неприязнь между генералами. В результате от армии в 64 500 солдат непосредственно под Чаттанугой у конфедератов осталось примерно 44 000 человек. Таким образом, федеральные войска получили численное преимущество и теперь могли решиться на генеральное сражение. На военном совете северян было принято решение на прорыв окружения и разгром противника.

Битва при Чаттануге

Сражение 24 ноября

24 ноября корпус Шермана, который ещё до этого прошел некоторое расстояние на север (якобы направляясь к Ноксвиллу для дезинформации противника), неожиданно переправился через Теннесси на восточный берег. После этого солдаты Шермана стремительно двинулись к Чаттануге и на рассвете 24 ноября неожиданно атаковали северную оконечность позиций южан на Миссионерском хребте. Неожиданность принесла свои плоды и конфедераты бежали почти без сопротивления. В тот же день корпус Томаса ударил на противника у юго-восточных окраин Чаттануги и вынудил южан отойти к тому же Миссионерскому хребту. Таким образом, город был деблокирован. Однако южане все ещё занимали сильные позиции у Миссионерского хребта, который простирается к востоку от Чаттануги с севера на юг, и продолжали угрожать федеральным войскам.

Сражение 25 ноября

25 ноября северяне продолжили наступление. На северном фланге атакующие войска под командованием генерала Шермана наступали в узком ущелье и, оказавшись перед неприступными позициями южан, были вынуждены остановиться. Узнав об этом, действовавшие в центре войска Союза вообще не двинулись вперед. Эти неудачи были компенсированы успехом на южном фасе битвы. Конфедераты засели здесь на высокой горе под названием Дозорный (около 600 м над уровнем моря). Рано утром под прикрытием тумана солдаты корпуса Джозефа Хукера с большими трудностями из-за малой видимости, но зато незамеченными, вскарабкались на вершину и ударили по конфедератам. Не выдержав натиска, южане обратитись в бегство и ещё утром считавшаяся неприступной гора была захвачена. В бою за Дозорный северяне потеряли 408 человек, потери конфедератов составили 1251 человек, в том числе 1064 пленными и пропавшими без вести. Эта часть сражения получила название «битва над облаками», поскольку сражающиеся находились на большой высоте, хотя облаков в этот день не было и наступление началось в густом тумане.

Сражение 26 ноября

26 ноября наступил третий и последний день битвы. По приказу Гранта, северяне численностью в 24 500 человек обрушились на линию обороны противника, проходившую перед Миссионерским хребтом. Не выдержав натиска, конфедераты отошли на вершину хребта, где у них была вторая линия обороны. Несмотря на успех, солдаты Союза оказались под мощным огнём с вершины Миссионера, где находилось около 50 орудий. Тогда солдаты и младшие командиры предприняли стихийную атаку. В сложившейся ситуации это был единственный выход. Шесть дивизий (Шеридана, Вуда, Хейзена, Бэйрда, Джонсона, Уайтейкера), более 20 тысяч человек, невзирая на сильный огонь, устремились вверх по склонам. В отчаянии артиллеристы южан поджигали фитили у бомб и сбрасывали снаряды на атакующих, но и это им не помогло. В наступлении активное участие приняла бригада дивизии Бэйрда, которую возглавлял генерал Иван Васильевич Турчанинов (Джон Бэйзил Турчин). Турчанинов лично вел в бой своих солдат, его бригада одной из первых (по некоторым сведениям первой) ворвалась на вершину хребта. Северяне захватили Миссионерский хребет, южане в беспорядке откатились на восток. Вследствие усталости войск, активного преследования не велось. На этом трехдневное сражение завершилось.

Итоги сражения

Всего в ходе сражения северяне потеряли 5 824 человека, из них 753 убитыми, 4 722 ранеными, 349 пропавшими без вести. Южане потеряли 6667 человек, из них 361 убитыми 2 160 ранеными и 4 146 пленными. Большое число пленных южан свидетельствует о деморализации их армии. Несмотря на сравнительно небольшие потери, понесенные сторонами, победа при Чаттануге имела важнейшие стратегические последствия. Во-первых, была деблокирована и спасена от разгрома целая федеральная армия. Во-вторых, созданы предпосылки для дальнейшего наступления на Атланту и далее в глубь Конфедерации. Оно было предпринято Западной армией северян под командованием генерала Шермана в 1864 году, в результате чего Конфедерация была рассечена на две части.

Интересные факты

• Незадолго до сражения при Чаттануге, генерал Грант, объезжая аванпосты, оказался на берегу узкой (ширина несколько метров) речки Чаттануги, на другом берегу которой располагались пикеты южан. Когда офицер северян, увидев Гранта, крикнул: «Охрану командующему!», кто-то из находившихся на другом берегу южан в шутку крикнул: «Охрану командующему Гранту». Совершенно неожиданно, солдаты конфедератов выбежали из палаток и без всякой команды, встав по стойке смирно, отдали генералу салют. Растроганный Грант ответил им тем же. Гражданская война в США была, пожалуй, последней войной в мире, во время которой довольно часто соблюдалось рыцарское отношение к противнику.
• В битве при Чаттануге активное участие принял бригадный генерал Иван Васильевич Турчанинов (Джон Бэйзил Турчин), который эмигрировал в США из России. Он был одним из командиров, возглавивших атаку на Миссионерский хребет и лично вел своих солдат в бой.
• В битве при Чаттануге армией северян впервые в мире в военных целях была применена колючая проволока.
• В ходе сражения северяне захватили «леди Букнер» и «леди Брекенридж» — мощные орудия южан, носившие имена жен генералов Конфедерации.
• Поднявшись на вершину Миссионерского хребта, северяне тысячами голосов стали скандировать слово «Чикамога», в память о товарищах, павших в этой битве и в знак взятого реванша.

Литература

• Бурин С. Н. На полях сражений Гражданской войны в США. М., «Наука», 1988.
• Cleaves, Freeman. Rock of Chickamauga: The Life of General George H. Thomas. Norman: University of Oklahoma Press, 1948.
• Hallock, Judith Lee. Braxton Bragg and Confederate Defeat. Vol. 2. Tuscaloosa: University of Alabama Press, 1991.
• McDonough, James Lee. Chattanooga—A Death Grip on the Confederacy. Knoxville: University of Tennessee Press, 1984.
• Woodworth, Steven E. This Grand Spectacle: The Battle of Chattanooga. Abilene, TX: McWhiney Foundation, 1999.
• Woodworth, Steven E. Six Armies in Tennessee: The Chickamauga and Chattanooga Campaigns. Lincoln: University of Nebraska Press, 1998.

Отрывок, характеризующий Битва при Чаттануге

Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.