Божена Рынска

Божена Рынска
Имя при рождении:	Евгения Львовна Рынская
Род деятельности:	журналистка
Место рождения:	Ленинград, РСФСР, СССР
Супруг:	Игорь Малашенко

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Боже́на Ры́нска (полное имя — Боже́на Льво́вна Ры́нская, имя при рождении — Евге́ния Льво́вна Ры́нская, род. 20 января 1975, Ленинград) — российская журналистка, светский обозреватель, колумнист газеты «Известия», портала «Газета.Ru», журнала «GQ». Известна также как блогер и писатель.

Биография

Евгения родилась 20 января 1975 года в семье энергетика Льва Исааковича Рынского и преподавателя математики Аллы Константиновны Рынской. Родители развелись, когда Евгения была ещё школьницей. Её детство и юность прошли в Ленинграде, где она окончила физико-математическую 239-ю школу, а затем работала в газете «Смена». Позже уехала в США, однако довольно скоро вернулась в Россию. Окончила режиссёрский факультет Ленинградского института театра, музыки и кинематографии (ныне Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства). Снималась в эпизодической роли официантки Жени в сериале «Улицы разбитых фонарей» (серия «Петербургский презент»).

Полноценную карьеру журналиста начала в 1998 году, перебравшись в Москву, где стала работать под псевдонимом Божена Рынска. С 2003 по 2004 год несколько месяцев сотрудничала с газетой «Коммерсантъ» в качестве внештатного корреспондента, с 2004 года — в газете «Известия», где открыла и пять с половиной лет вела раздел светской хроники, став, по оценкам прессы, «одним из самых скандальных светских обозревателей столицы».

Автор книги «Слава Богу, я VIP!», вышедшей в 2008 году 10-тысячным тиражом в издательстве «Астрель». Содержание представляет собой оригинальный путеводитель по списку Forbes, где Рынска описывает опыт общения и впечатления от персонажей своих светских обозрений.

Большим успехом пользуется блог Божены в Живом Журнале, выдержанный в более откровенной и развязной стилистике, чем её публикации в газете. По данным РБК, в сентябре 2013 года блог Рынской занимал 41-ю позицию по популярности среди блогов «ЖЖ». Девиз блога Божены: «Мне плевать, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще».

Известна также освещавшимися в прессе скандалами с участием медийных персон — писательницы Татьяны Толстой и актёра Никиты Джигурды. В 2008 году выступила в защиту арестованного бывшего вице-президента ЮКОСа Василия Алексаняна. В 2011—2012 годах принимала участие в митингах за честные выборы в Москве, упоминалась в прессе как главный секс-символ российской оппозиции и светская львица, однажды была задержана во время несанкционированной акции на Триумфальной площади. В своём блоге попросила отыскать омоновцев, задержавших её, чтобы «выколоть им глаза шилом», попутно обозвала полицейских «зверьём» и «животными», отмечает портал Lenta.ru. Доследственная проверка, начатая по этому инциденту СК РФ, сочла высказывания Рынской в адрес полицейских малозначительными и не опасными для общества.

В январе 2012 года попала в список «100 влиятельных россиянок» на 89-й позиции по рейтингу журнала «Огонёк», радиостанции «Эхо Москвы» и информагентства «РИА Новости».

В феврале 2012 года газета «Московский комсомолец», не приводя источников своей осведомлённости, утверждала, что настоящее имя Божены — Евгения Львовна Курицына. Данный факт вызвал претензию к газете с предупреждением о возможном иске, поданную по нотариальной доверенности от имени Божены Львовны Рынской. Несмотря на отказ газеты публиковать опровержение, значимых последствий эта история не имела. Рынска полагает, что поданный ею иск к НТВ убедил эту телекомпанию прекратить употребление по отношению к ней фамилии Курицына.

В сентябре 2013 года Божена и её новый супруг Игорь Малашенко попали в криминальную хронику. Согласно информации московских правоохранительных органов и видеосюжету НТВ, 11 сентября во дворе своего дома на Лесной улице они напали на корреспондента и оператора телекомпании НТВ при осуществлении ими профессиональной деятельности, отобрали микрофон и нанесли им побои. По собственной версии, Рынска и Малашенко никак не могли отвязаться от назойливых журналистов, поджидавших их возле дома. Комментируя потасовку, «Новая газета» охарактеризовала методы работы журналистов НТВ как «далёкие от профессиональных», а поведение Божены — как реакцию «разъярённого зверя». 2 апреля 2014 года прокуратура г. Москвы утвердила обвинительный акт по уголовному делу в отношении Божены, обвиняемой в повреждении чужого имущества и причинении побоев из хулиганских побуждений. 17 июня 2014 года в Тверском суде Москвы началось слушание уголовного дела по существу. 29 сентября 2014 года Божена признана виновной в «причинении побоев из хулиганских побуждений» и «умышленном повреждении чужого имущества», приговорена мировым судом к 1 году исправительных работ с удержанием в доход государства 10 % её заработка. Вышестоящий суд, рассмотрев жалобу осуждённой, подтвердил приговор.

В марте 2016 года СМИ цитировали идею Рынской о том, что во избежание шума, исходящего от играющих детей, детские площадки надо залить ядовитым зарином .

Личная жизнь

Пресса сообщала о многочисленных романах и увлечениях Божены. В феврале 2012 года стало известно, что Рынска живёт в гражданском браке с тележурналистом и политологом Игорем Малашенко, оставившим ради неё жену и двоих детей в Нью-Йорке.

Книга

• Рынска, Божена. Слава Богу, я — VIP!. — М.: АСТ, Астрель, 2008. — 352 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-17-052683-3, ISBN 978-5-271-20239-1

Ссылки

• [becky-sharpe.livejournal.com Блог Божены Рынски в Живом Журнале]
• Bozhena Rynska (англ.) на сайте Internet Movie Database
• Роман Супер. [www.svoboda.org/content/article/27313887.html Царь Путин, акула и хорошие мальчики] "Радио Свобода", 19.10.2015

Отрывок, характеризующий Божена Рынска

– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.