Большая одалиска
| |
| Жан Огюст Доминик Энгр | |
| Большая одалиска. 1814 | |
| La grande odalisque | |
| Холст, масло. 91 × 162 см | |
| Лувр, Париж | |
«Большая одалиска» (фр. La grande odalisque) — картина французского художника Жана Энгра.
Энгр написал «Большую одалиску» в Риме для сестры Наполеона Каролины Мюрат. Картина была выставлена в Париже в Салоне в 1819 году. Следуя примеру художников Возрождения, Энгр не колеблясь идеализировал либо утрировал некоторые черты своих моделей, чтобы достичь идеальности либо подчеркнуть выразительность формы. В этом полотне он прибавил одалиске три лишних позвонка, что было немедленно замечено критиками.
Как обычно у Энгра, анатомическое правдоподобие подчинено художественным задачам: правая рука одалиски неправдоподобно длинна, а левая нога вывернута под невозможным с точки зрения анатомии углом. Вместе с тем картина производит впечатление гармонии: создаваемый левым коленом острый угол необходим художнику, чтобы уравновесить построенную на треугольниках композицию.
Восточная атрибутика на картине (курительные принадлежности, веер, головной убор) подчёркивает отстранённость модели от зрителя и холодноватое совершенство обнажённого женского тела.
Картина так и не была принята заказчицей. Около 1819 года Энгр продал «Большую одалиску» за 800 франков графу Пурталесу, а в 1899 году она была куплена Лувром. В настоящее время «Большая одалиска» находится в 75-м зале на 1-м этаже галереи Дару в Лувре. Код: R.F. 1158.
Интересные факты
- Голова одалиски с незначительными изменениями повторяет голову женщины из картины «Рафаэль и Форнарина», написанной Энгром годом ранее по картине Рафаэля, изображающей его возлюбленную Форнарину.
- Поза одалиски послужила основой одной из картин Амедео Модильяни. К теме одалисок вслед за Энгром обращались высоко ценившие его Матисс и Пикассо.
- Jean auguste dominique ingres raphael and the fornarina.jpg
«Рафаэль и Форнарина», Жан Энгр, 1813
- Amadeo Modigliani 014.jpg
«Лежащая обнажённая», Амедео Модильяни, 1917
- Ingres Odalisque in Grisaille.jpg
«Одалиска в гризайли», Жан Энгр, 1824-1834
Напишите отзыв о статье "Большая одалиска"
Литература
- Cirlot L. Museo del Louvre I, Col. «Museos del Mundo». — Espasa, 2007. — Т. 3. — С. 174—175. — ISBN 978-84-674-3806-2.
Ссылки
- [cartelen.louvre.fr/cartelen/visite?srv=car_not_frame&idNotice=22520 «Большая одалиска»] в базе данных Лувра (фр.)
| ||||||
Отрывок, характеризующий Большая одалиска
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
