Бразильский карнавал

Бразильский карнавал (порт. Carnaval do Brasil) — ежегодный фестиваль в Бразилии, который проводится за сорок дней до Пасхи и отмечает начало Великого поста. В течение Великого поста римо-католики должны воздержаться от всех телесных удовольствий, в частности — от потребления мяса. Карнавал, который, как считается, происходит от языческих сатурналий, может считаться актом прощания с мясными удовольствиями.

Бразильский карнавал является крупнейшим народным праздником страны и имеет некоторые отличия от карнавалов как в Европе, так и в других странах Латинской Америки. Кроме того, существуют региональные вариации карнавала в самой Бразилии.

История

Бразильский карнавал берёт начало от португальского аналога масленицы — уличных развлечений, во время которых шалуны обливали друг друга водой, осыпали мукой и сажей, бросались тухлыми яйцами и т.д. Португальская масленица происходила накануне Великого поста по католическому календарю, то есть периодом искупления, что символизировало освобождение — именно этот аспект был воспринят карнавалом.

Завезённый в Бразилию в XVII веке португальский карнавал, в XIX веке воспринял влияние карнавалов других европейских стран — Италии и Франции. Именно тогда маски, фантастические костюмы и такие персонажи как Пьеро, Коломбина (Мальвина) и Король Момо (веселый толстяк) пришли на бразильский праздник. В этот же период появляются первые «блоки» (blocos — праздничные группы, выстроенные прямоугольником), «верёвки» (cordoes — праздничные группы, выстроенные верёвочно) и «корсары» (corsos — праздничные группы, стилизованные под пиратов), а также парады украшенных автомобилей. С тех пор праздник набирает силу и достигает практически всех уголков Бразилии. Год за годом становятся богаче танцы и песни, появляются новые напевы и ритмы, как например знаменитые маршики. В 1928 году в Рио-де-Жанейро возникает первая школа танца самбы под названием Deixa Falar (рус. «Дай скажу», «Поговорим»). Созданная танцором самбы Исмаэлем Силвой, она позже переименовывается в Estacio do Sa (рус. «Эштасиу ди Са»), по имени основателя Рио-де-Жанейро. Из Рио традиция карнавальных парадов школ самбы распространяется на другие города и особенно приживается в Сан-Паулу. Однако не исчезает и традиция уличного карнавала, в котором могут участвовать все желающие. Она сохранилась на северо-востоке Бразилии, в основном в городах Ресифе и Олинда, где выделяются «фрево» (frevo) и «маракату» (maracatu).

В Сальвадоре используют так называемые «триос елетрикос» (украшенные грузовики с музыкантами), уличные «блоки», такие как «Афоше Фильос ди Ганди» (Afoxe Filhos de Ghandi — группы, стилизованные под приверженцев учения индийского философа Ганди), и негритянские «блоки», такие как «Олодум» (Olodum) и «Илэ Ае» (Ile Aye — дом жизни), которые имеют африканские мифологические корни.

См. также

• Карнавал в Рио-де-Жанейро

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Бразильский карнавал

Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.