Братунь, Ростислав Андреевич

Ростислав Андреевич Братунь
Имя при рождении:	Ростислав
Дата рождения:	7 января 1927(1927-01-07)
Место рождения:	Любомль, Волынская область
Дата смерти:	8 марта 1995(1995-03-08) (68 лет)
Место смерти:	Львов, Украина
Гражданство:	СССР СССР → Украина
Род деятельности:	писатель, поэт, общественный деятель
Направление:	гражданская лирика
Жанр:	стихотворение, публицистика
Дебют:	1940-е

Ростислав Андреевич Братунь (7 января 1927, Любомль (Волынь) — 8 марта 1995, Львов) — украинский поэт, публицист и общественный деятель.

Биография

Отец Андрей Братунь — известный волынский общественно-политического деятель, один из организаторов и лидеров партии «Сельсоюз», в 1922 избирался депутатом польского сейма от Любомля. В 1941-42 (при немцах) был директором украинской гимназии в Горохове, после войны работал завучем в школе. Мать — Оксана Ужвий, сестра известной украинской актрисы Наталии Ужвий.

Ростислав родился в Любомле, затем с семьей переехал в Стрильче. Утверждается, что в юности поддерживал связь с юношеской сетью ОУН. Печатался с 1946 года. Первый сборник стихов «Вересень» вышел в 1949. Р. Братунь пришел в поэзию как певец «Золотого Сентября» 1939 — воссоединения западноукраинских земель с Советской Украиной.

В 1950 году окончил Львовский государственный университет им. И.Франко. Член КПСС с 1954 года. Будучи главным редактором журнала «Жовтень» («Октябрь») в 1965-66, печатал произведения запрещенных режимом писателей, в частности Б.-И.Антонича и В.Гжицкого. Также положил начало постоянной рубрики «Пост имени Ярослава Галана», в которой разоблачались деяния украинских националистов. Сам сочинил ряд приключенческих произведений и памфлетов, в том числе разоблачавших подрывную деятельность бандеровцев из диаспоры: "Крапка без «і» (1959), «Людина розправляє крила» (1961), «Слово гніву» (1975). Писал слова к песням композитора Владимира Ивасюка.

С 1966 по 1980 год возглавлял Львовскую организацию Союза писателей. Был активным участником общественно-политических процессов на Украине. Награждён орденами СССР — Дружбы народов и «Знак Почета». В 1980 году вышло его первое собрание сочинений: «Твори в 2—х томах».

В 1987 — стал «крестным отцом» «Общества Лева». В 1989 был избран народным депутатом СССР (первый демократический депутат от западного региона Украины), отстаивал украинскую национальную символику, был близок к российским «демократам».

В 1993 поднял украинский национальный флаг над «Гетманом Сагайдачным» — флагманом Военно-Морских Сил Украины.

Умер при загадочных обстоятельствах. По одной из версий, писателя отравили. Похоронен на Лычаковском кладбище во Львове.

Творчество

Автор поэтических сборников:

• «Сентябрь» (1949),
• «Песнь о свободе» (1953),
• «Огонь» (1956),
• «Сын» (1958),
• «Буйноцвет» (1964),
• «Ватра» (1966),
• «Перекресток»(1969),
• «Паруса моей судьбы»(1971),
• «Грани возраста»,
• «Одержимость»(1976),
• «Цвет георгин» и др.

Братунь — автор либретто оперы «Зарево» (1975).

Источники

• Часы остановились после полуночи. Ростислав Братунь: «Воля — долг, которого не заплатить…» / / Зеркало недели, № 1 (630), 13-19 января 2007
• Украинская советская энциклопедия. В 12-ти томах. / Под ред. М. Бажана. — 2-е изд. — К., 1974—1985.

Отрывок, характеризующий Братунь, Ростислав Андреевич

– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.