Братья Кадомцевы

Братья Кадомцевы — участники революционного движения в России.

Их отец, Самуил Евменьевич — казначейский чиновник прогрессивных взглядов. В его доме бывали политические ссыльные, в том числе Н. Крупская, отбывавшая в Уфе ссылку, заходил в 1900 году и В. И. Ленин. Мать, Анна Фёдоровна Буталова (1860—1942) — из старообрядческой семьи.

Эразм Самуилович Кадомцев

(8 марта 1881 г. — 6 марта 1965 г.)

Родился в г. Бирске (Уфимская губерния), дворянин, сын чиновника, окончил кадетский корпус в Оренбурге и Павловское военное училище в Петербурге. Офицер, участник русско-японской войны 1904—1905 годов.

Член РСДРП с 1901 года, большевик. Организатор боевых рабочих дружин в Уфе, в 1905 году начальник штаба боевых дружин, действовал на Среднем и Южном Урале. С марта 1906 в Петербурге член военно-боевого центра при ЦК большевиков, организатор центральной инструкторской школы боевых дружин. Делегат 1-й конференции военных и боевых организаций РСДРП (1906), на которой избран членом Временного бюро военных и боевых организаций. В 1908 арестован, сослан, в конце 1909 бежал из ссылки за границу.

В 1910—1915 гг. в эмиграции в Париже, под кличкой «Владимир». Вернувшись в Россию, вёл революционную работу на Урале, в Петербурге. Участник Февральской и Октябрьской революций 1917 на Урале. После 1917 года был членом Уфимского губкома партии большевиков, губвоенкомом, начальником особого отдела Туркестанской армии. В 1919 — начальник разведки штаба Восточного фронта РККА. Затем Кадомцев был командующим войсками Вохр (войсками ГПУ) в Приуральском округе. В 1921—1922 годах — нач. главного управления водного хозяйства Туркестанской республики. В 1922 командующий войсками ГПУ в Москве. C 1926 по 1929 годы заведовал Госкино, затем стал председателем Автопромторга. В 1930-х работал в Союзтрансе, с началом Великой отечественной войны находился на ответственной военной, партийной и хозяйственной работе.

Умер в Москве.

В честь Э. С. Кадомцева названа улица на севере Москвы.

Иван Самуилович Кадомцев

(1884 — 27 января 1918, псевдонимы Василий Фивейский, Демский, Демидовский)

Родился в Уфе. Видный деятель революционного движения на Урале, дворянин, сын чиновника. Образование среднее.

Революционную деятельность начал с 1900 года. Член РСДРП с 1902. Вел пропаганду и агитацию среди рабочих, солдат, принимал участие в создании нелегальных типографий, печатал и распространял большевистские листовки. С 1905 вошел в Уфимский комитет РСДРП, возглавлял боевые организации народного вооружения на Южном и Среднем Урале.

Во время революции 1905 года был членом Уфимского комитета РСДРП, командиром боевой дружины. В Период 1906—1907 организовывал боевые инструкторские школы на Урале, в Петербурге, Финляндии, Киеве, принимал участие в организации технических групп для изготовления бомб и перевозки оружия из-за границы через Финляндию и Австрию. Был непосредственным начальником многих предприятий по добыче шрифтов, печатных станков, динамита, патронов, и т. д.

С 1908 году в эмиграции в Швейцарии и Франции, где познакомился с Максимом Горьким. Писатель готовился создать роман «Сын», положив в основу биографию И. С. Кадомцева и его товарищей.

В 1914 году Иван вернулся в Россию, в октябре 1917 в Москве участвовал во взятии Кремля, избирался членом Московского Совета. В 1918 году направлен на работу в Уфу, был членом губкома партии, участвовал в национализации Бельской речной флотилии. Простудился и умер в Уфе.

Похоронен на Сергиевском кладбище в Уфе на аллее революционеров.

Михаил Самуилович Кадомцев

(1886 г. — 4 июня 1918 г.)

Родился в Уфе, дворянин, сын чиновника. Учился в Симбирском кадетском корпусе, исключен из него за революционную деятельность и вернулся в Уфу. Член РСДРП с 1905 года, вел революционную работу, участвовал в подготовке боевых дружин, был руководителем многих операций уфимских боевиков. Военно-окружным судом приговорен к вечной каторге, на которой провел 11 лет. После Февральской революции 1917 года освобожден, возвратился в Уфу, участвовал в Гражданской войне, в разгроме казачьих частей атамана А. И. Дутова. Возглавлял оборону Самары. Погиб под Самарой в бою с войсками белочехов.

Одна из улиц г. Уфы названа именем братьев Кадомцевых.

В честь М.С. Кадомцева названа одна из улиц г. Новокуйбышевска.

Сочинения

• Кадомцев Э. С. Воспоминания о молодости. М., 1937.

Литература и ссылки

• Хвостов Л. А. Братья Кадомцевы, Уфа, 1970.
• Первая конференция военных и боевых организаций РСДРП. Под ред. Е. М. Ярославского. М., 1932.
• [www.hrono.info/text/2006/uzi08_06.html Юрий Узиков. Ниловна из Уфы.]

Отрывок, характеризующий Братья Кадомцевы

Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.