Бультман, Рудольф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рудольф Бультман

Рудольф Карл Бультман (нем. Rudolf Karl Bultmann; 20 августа 1884, Вифельстеде — 30 июля 1976, Марбург) — лютеранский теолог, один из основоположников диалектической теологии.

Родился в семье лютеранского пастора Артура Кеннеди Бультмана Изучал богословие в Тюбингенском университете. После трех семестров он переходит в Берлинский университет на два семестра и затем в университет Марбурга. В 1910 году защищает диссертацию, посвященную апостолу Павлу. Позднее он становится преподавателем Нового Завета в Марбурге. После короткого лекторства в Бреслау и Гиссене, Бультман возвращается в Марбург (1921), где трудится до выхода на пенсию в 1951 году. В 1917 году женится на Хелене Фельдман (1892-1973). У семьи было трое дочерей.

В 1921 году выходит книга "История синоптической традиции" - одна из важнейших экзегетических работ Бультмана, до сих пор сохраняющая свое значение при исследовании Евангелия.

В отличие от многих коллег, Бультман не покидал Германию во время Второй Мировой войны, однако был членом т.н. "Исповедующей Церкви" (Bekennende Kirche) - движении внутри немецкого протестантизма, вставшего в оппозицию к Германской Протестантской Церкви, поддержавшей нацистский режим.

Развивал идею «демифологизации» Нового Завета как освобождения «керигмы» (вневременного евангельского послания) Нового Завета от мифа как совокупности аллегорий с вплетением конкретно-исторического контекста[1], но в первую очередь как продукта восприятия и мышления, подчиненных принципу одновременности, как он воплощается информационным окружением современного человека, формируемым, главным образом, средствами массовой коммуникации.

Бультман считал, что демифологизации требует интеллектуальная честность, что нельзя сохранять миф только потому, что он оказался в Библии.

Наряду с работами Карла Густава Юнга, проблематика демифологизации религии Бультмана явилась реакцией на повседневную мифологизацию обыденного, в том числе религиозного, сознания под воздействием средств массовой коммуникации, информационная перегрузка сообщений которых приводит к необходимости их восприятия по принципу распознавания образа, уподобляющего его схематизму восприятия мифа.

Для Бультмана не только бесы и чудеса[2], но и многие поворотные моменты биографии Христа облечены в форму мифа, который скрывает суть – победу Христа над смертью через её добровольное принятие.

Здесь Бультман оказывается особенно близок экзистенциальной философии своего коллеги Мартина Хайдеггера[3]. Бультман оказал существенное влияние на Систематическую теологию Тиллиха.

Лауреат премии имени Ройхлина (1957)[4].



Сочинения

См. также

Напишите отзыв о статье "Бультман, Рудольф"

Примечания

  1. Таким образом, он продолжает идеи Адольфа фон Гарнака
  2. [www.biblicalstudies.ru/Books/Gatri6.html Метод "Истории форм" и его развитие]
  3. [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/hegglund/109.php РУДОЛЬФ БУЛЬТМАН. СПОР О КЕРИГМЕ И ИСТОРИИ]
  4. [www.pforzheim.de/kultur-freizeit/stadtgeschichte/johannes-reuchlin/reuchlinpreis-die-preistraeger/1957-rudolf-bultmann.html Stadt Pforzheim: 1957 - Rudolf Bultmann]

Ссылки

  • [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000022/st054.shtml Рудольф Бультман]
  • [krotov.info/spravki/history_bio/20_bio/1976bult.html Рудольф Бультман]
  • [www.dw3d.de/dw/article/0,,347287,00.html Рудольф Бультман]
  • [reformed.org.ua/2/624/Bintsarovskyi Видео-лекция о богословии Рудольфа Бультмана]

Отрывок, характеризующий Бультман, Рудольф

Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…