Буль, Людвиг фон

Людвиг фон Буль
нем. Ludwig von Buhl
Дата рождения:	4 января 1816(1816-01-04)
Место рождения:	Мюнхен
Дата смерти:	30 июля 1880(1880-07-30) (64 года)
Место смерти:	Мюнхен
Страна:	Германия Германия
Научная сфера:	медик, физиолог и патолог
Альма-матер:	Мюнхенский университет
Известные ученики:	Ernst Schweninger Вильгельм Эрб

Людвиг фон Буль (нем. Ludwig von Buhl; 1816—1880) — немецкий физиолог и патолог.

Биография

Людвиг фон Буль родился 4 января 1816 года в городе Мюнхене, там же окончил гимназический курс и поступил в местный университет. Затем продолжил обучение медицине в Венском университете, после чего с 1842 по 1844 год работал ассистентом в Мюнхенской больнице, а затем поехал учиться в Сорбонну.

Вернувшись в родной город, он взялся за преподавание в альма-матер физической диагностики, патологической анатомии и микроскопии.

Для диагностических исследований ему было предоставлено отделение внутренних болезней в мюнхенской больнице. Вместе с коллегой Карлом Тиршем (нем. Carl Thiersch; 1822—1895) фон Буль занялся патолого-анатомическими работами, причем Тирш занимался более хирургическими, а Буль внутренними патологиями.

После ухода Тирша, Буль взял на себя прозекторство и в 1850 году был назначен экстраординарным профессором, а в 1859 году ординарным профессором общей патологии и патологической анатомии Мюнхенского университета.

С 1875 года возглавил патологический институт.

Людвиг фон Буль умер в Мюнхене 30 июля 1880 года.

Одна из наиболее значительных из его работ: «Lungenentzündung, Tuberkulose und Schwindsucht» (Мюнхен, 1872; 2 издание 1874), была переведена на английский и русский языки. Кроме того, он напечатал большое число мемуаров о тифе, холере, болезнях печени, родильной горячке и т. д. В 1861 году он описал редкое расстройство у новорождённых, которая известна как «Болезнь Буля».

Отрывок, характеризующий Буль, Людвиг фон

Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.