Бурыгина, Юлия Ивановна

Юлия Ивановна Бурыгина
Дата рождения:	27 марта 1930(1930-03-27)
Дата смерти:	12 сентября 2001(2001-09-12) (71 год)
Профессия:	актриса
Театр:	Малый театр
Награды:
IMDb:	ID 0123844

Ю́лия Ива́новна Буры́гина (1930—2001) — советская актриса театра и кино, Заслуженная артистка РСФСР (1990).

Биография

Ю. И. Бурыгина родилась 27 марта 1930 года. Окончила Высшее театральное училище имени М. С. Щепкина. С 1954 года работала в Малом Театре.

Снялась в нескольких фильмах режиссёра Г. И. Полоки.

Ушла из жизни 12 сентября 2001 года. Похоронена на Химкинском кладбище, участок 153Б.

Награды и звания

• заслуженная артистка РСФСР (1990)
• орден Дружбы (1999)

Творчество

Театральные работы

• «Крылья» А. Е. Корнейчука — Лида
• «Порт-Артур» А. Н. Степанова — Варя Белая
• «Деньги» — Ольга
• «Село Степанчиково и его обитатели» Ф. М. Достоевского — Настенька
• «Иванов» А. П. Чехова — Бабакина
• «Когда улыбались звезды» — Лиля Хомуток
• «Горе от ума» А. С. Грибоедова — Лиза
• «Гроза» А. Н. Островского — Варвара
• «Правда — хорошо, а счастье лучше» А. Н. Островского — Поликсена
• «Доктор философии» Б. Нушича — Марица
• «Не всё коту масленица» А. Н. Островского — Круглова
• «Женитьба Бальзаминова» А. Н. Островского — Антрыгина
• «Красавец-мужчина» А. Н. Островского — Аполлинария Антоновна
• «Холопы» П. П. Гнедича — Мина
• «Дядюшкин сон» Ф. М. Достоевского — Карпухина
• «Свои люди — сочтёмся» — Устинья Наумовна
• 1956 — «Власть тьмы» Л. Н. Толстого. Режиссёр: Б. И. Равенских — Марина

Снималась в фильмах-спектаклях Малого Театра:

• 1986 — Женитьба Бальзаминова — Антрыгина
• 1987 — Каменный цветок — барыня
• 1989 — Холопы — Мина

Работала на радио (участвовала в записи спектакля «Ангарские были», 1962).

Фильмография

• 1966 — Республика ШКИД — Эланлюм
• 1968 — Интервенция — Жанна Барбье
• 1981 — Наше призвание — Канцель
• 1986 — Я вожатый форпоста

Ссылки

• [www.maly.ru/news2/news_more.php?number=1&day=18&month=12&year=2006 Государственный Академический Малый Театр]

Отрывок, характеризующий Бурыгина, Юлия Ивановна

– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»