Иванов (пьеса)

Иванов
Обложка цензурного экземпляра
Жанр:	драма
Автор:	Антон Павлович Чехов
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	1887
Дата первой публикации:	1889
Текст произведения в Викитеке

«Ива́нов» — пьеса А. П. Чехова, написанная в 1887 году. Впервые была опубликована в журнале «Северный вестник» в марте 1889 года

История создания и публикации

Первая редакция

«Иванов» — первая пьеса Чехова, поставленная на сцене, — была написана специально для Театра Корша. В октябре 1887 года А. П. Чехов сообщал брату Александру: «Пьесу я написал нечаянно, после одного разговора с Коршем. Лег спать, надумал тему и написал. Потрачено на неё 2 недели или, вернее, 10 дней».

Чехов создавал пьесу как комедию, новаторскую, нетрадиционную, нарушающую каноны современной драматургии. Главный герой, по замыслу автора, «обыкновеннейший человек, совсем не герой». «Современные драматурги, — писал он Александру, — начиняют свои пьесы исключительно ангелами, подлецами и шутами — пойди-ка найди сии элементы во всей России! Найти-то найдешь, да не в таких крайних видах, какие нужны драматургам… Я хотел соригинальничать: не вывел ни одного злодея, ни одного ангела… никого не обвинил, никого не оправдал…»

В Театре Корша пьесу приняли с восторгом, в том числе и актёр Владимир Давыдов, которого Чехов хотел видеть в роли Иванова. Корш, по словам драматурга, не нашёл в ней недостатков; однако на первых же репетициях выяснилось, что в театре пьесу не поняли; 24 октября Чехов писал брату: «Актёры не понимают, несут вздор, берут себе не те роли, какие нужно, а я воюю, веруя, что если пьеса пойдет не с тем распределением ролей, какое я сделал, то она погибнет». После первого же показа Чехов был вынужден существенно отредактировать «Иванова», исключив сцены, которые давали актёрам возможность, по его словам, «клоунничать» и «выкидывать коленцы».

Ставилась пьеса на скорую руку: пообещав Чехову десять репетиций, Корш в итоге ограничился четырьмя; своими разочарованиями Чехов делился в письме Н. А. Лейкину от 4 ноября: «…Актёры капризны, самолюбивы, наполовину необразованны, самонадеянны; друг друга терпеть не могут, и какой-нибудь N готов душу продать нечистому, чтобы его товарищу Z не досталась хорошая роль… Корш — купец, и ему нужен не успех артистов и пьесы, а полный сбор…».

Премьера «Иванова» в Театре Корша состоялась 19 ноября 1887 года; при этом роли, по свидетельству автора, знали только Давыдов, игравший Иванова, и Глама, остальные же играли «по суфлеру и по внутреннему убеждению». Но, вопреки ожиданиям автора, ещё до премьеры готовившегося к провалу, пьеса имела успех; по свидетельству М. П. Чехова, «одни шикали, другие, которых было большинство, шумно аплодировали и вызывали автора». Отзывы критиков о пьесе были также разноречивы, при этом даже в восторженных отзывах присутствовало непонимание и недоумение; в письме брату Александру от 24 ноября Чехов отметил разгромную рецензию П. Кичеева в «Московском листке», назвавшего его пьесу «нагло-цинической, безнравственной дребеденью».

В тот же сезон пьесу стали играть во многих провинциальных театрах, в Саратове она была показана за несколько дней до премьеры у Корша.

Вторая редакция

В октябре 1888 года, готовя пьесу к публикации в «Северном вестнике» и к постановке в Александринском театре, Чехов значительно переработал текст. «Если и теперь не поймут моего „Иванова“, — писал он, — то брошу его в печь и напишу повесть „Довольно!“».

Прежде всего, изменился жанр: комедия превратилась в драму, что повлекло за собой изменения и характеров, и стиля. Уже в этой пьесе появился художественный приём, которому предстояло составить своеобразие чеховской драматургии, — лирический подтекст: в I акте в текст роли Анны Петровны он добавил беззаботную песенку про «чижика», чтобы передать скрытый драматизм её внутреннего состояния.

Чехов присутствовал на репетициях в Александринском театре, где его пьесу ставил режиссёр Ф. А. Федоров-Юрковский, готовивиший её к своему бенефису; роли благодаря этому обстоятельству были распределены между лучшими актёрами труппы. Однако и здесь автор столкнулся с непониманием: «Режиссёр, — писал он А. С. Суворину 30 декабря 1888 года, — считает Иванова лишним человеком в тургеневском вкусе; Савина спрашивает: почему Иванов подлец? Вы пишете: „Иванову необходимо дать что-нибудь такое, из чего видно было бы, почему две женщины на него вешаются и почему он подлец, а доктор — великий человек“. Если вы трое так поняли меня, то это значит, что мой „Иванов“ никуда не годится». В этом же письме он попытался объяснить, кто такой его герой:

«Иванов, дворянин, университетский человек, ничем не замечательный; натура легко возбуждающаяся, горячая, сильно склонная к увлечениям, честная и прямая, как большинство образованных дворян <…> Но едва дожил он до 30—35 лет, как начинает уж чувствовать утомление и скуку <…> Он ищет причин вне и не находит; начинает искать внутри себя и находит одно только неопределенное чувство вины <…> Такие люди, как Иванов, не решают вопросов, а падают под их тяжестью. Они теряются, разводят руками, нервничают, жалуются, делают глупости и в конце концов, дав волю своим рыхлым, распущенным нервам, теряют под ногами почву и поступают в разряд „надломленных“ и „непонятых“».

Вопреки опасениям Чехова, премьера в Александринском театре, состоявшаяся 31 января 1889 года, прошла с успехом, автору устроили восторженную овацию. Критики и в этот раз восприняли «Иванова» по-разному; так, Н. К. Михайловский, Г. И. Успенский и В. Г. Короленко увидели в ней проповедь примирения с действительностью и апологию «ренегатства». Зрительский же успех оставался неизменным и при последующих спектаклях в Александринском театре.

Уже после премьеры в Александринском пьеса впервые была опубликована в журнале «Северный вестник» (№ 3); при этом пьеса была напечатала отдельным изданием в 100 экземплярах, с пометой «Из „Северного вестника“, III, 1889 г. Санкт-Петербург, тип. В. Демакова» (известны экземпляры с дарственными надписями В. И. Немировичу-Данченко, В. Н. Давыдову, А. И. Сумбатову-Южину).

Для сборника «Пьесы» 1897 года Чехов внёс новые правки в текст «Иванова», небольшие изменения были сделаны и для издания А. Ф. Маркса в 1901 году.

Несколько раз пьесу собирались поставить в Московском художественном театре (в 1900 году в газетах было помещено объявление о постановке, в 1901-м начаты репетиции, при подготовке сезона 1903/1904 гг. пьеса снова предлагалась в репертуар), однако при жизни Чехова «Иванов» там сыгран не был.

Станиславский вспоминал, что Чехов противился постановке пьесы: «„Иванова“ своего он не любил. „Даже и читать его не смейте“, — говорил он. Ставить его он просто-таки не позволял нам».

Сюжет

Иванов остался без денег, и у него растащили имение. В то же время у него больна жена Анна Петровна. Местный врач Иванова доктор Евгений Константинович Львов подозревает у неё чахотку. А тут ещё ему делает наставление дальний друг Иванова Михаил Михайлович Боркин, который управляет его имением. Львов убеждает Иванова, что он должен поехать с ней в Крым, но, т. к. у него нет денег, тот решается на откровенный разговор с доктором. Понимая своё положение, Иванов решает съездить к Лебедевым, чтобы поговорить о векселе. Больная Анна Петровна уговаривает мужа остаться, но ему дома очень грустно, и он пытается убежать от жены. К тому же его просит взять с собой его дядя, граф Матвей Семенович Шабельский. Шабельский обещает племяннику за то, что он согласится взять его с собой жениться на дальней родственнице Лебедевых, помещице Марфе Егоровне Бабакиной, хотя Львов уговаривал его сидеть с Анной, чтобы та не скучала без мужа. С Анной Петровной остался доктор Львов. Но, несмотря на уговоры, Анна решает поехать к Лебедевым вслед за мужем и Шабельским. Львов отказывается от лечения, но, поддавшись уговорам доктора, Анна берет его с собой. Иванов приезжает к Лебедевым, вместе с ним приезжает его дядя, граф Шабельский. Туда же приезжает и друг Иванова Миша Боркин. Сами Лебедевы в это время вместе с гостями отмечают день рождения своей дочери Сашеньки. Среди гостей также Бабакина, Авдотья Назаровна и Косых У них есть нахлебник Егорушка и лакей Гаврила, у Иванова - лакей Петр. Между Ивановым и Сашей проявляется симпатия, которая вскоре переходит в интимные отношения. В гостях Иванову так же скучно, как и дома, т. к. он боится, что жена может его застать с ней. Саша, понимая его состояние предлагает ему руку и сердце. Иванов скрывает от себя, что влюбился в Сашу, но, боясь конфликтов с женой, несмотря на её болезнь, не может девушке ответить на чувства. Вскоре Анна Петровна застает мужа вместе с Сашей, и её поражает удар. Вместе с дочерью обиженный на свою жену Зинаиду Саввишну Лебедев приезжает в имение Иванова. Он решается на откровенный разговор с Ивановым, но тот ничем ему не может помочь, т. к. у него нет денег. Львов убеждает Иванова, чтобы он изменил своё отношение к жене. Анне Петровне становится с каждым днем все хуже и хуже, и Львов сообщает Иванову, что она скоро умрет. Сам Иванов понимает, что очень любит Сашу, и она решает откровенно с ним поговорить. Сам Иванов чувствует свою вину перед Анной и все свои грехи срывает на Боркина. Анна Петровна уличает мужа во всех грехах, понимая, что он её все это время обманывал. Иванов,чувствуя свою вину, в гневе высказывает то, что сказал ему доктор. Анну поражает удар, и вскоре она умирает. Саша признается отцу в том, что любит Иванова по-настоящему, и вскоре Лебедев решает выдать дочь замуж за Иванова. Бабакина была полна решимости выйти замуж за Шабельского, но получила отказ. Иванов также отказывается от Саши, т.к. он считает, что она ему не пара. В конце пьесы Львов решает вызвать Иванова на дуэль, но сам Иванов застреливается (в первоначальном сюжете Львов объявляет Иванова подлецом во время свадьбы, и он умирает от инсульта).

Персонажи

• Иванов Николай Алексеевич — непременный член по крестьянским делам присутствия.
• Анна Петровна — его жена, урождённая Сарра Абрамсон.
• Шабельский Матвей Семенович — граф, его дядя по матери.
• Лебедев Павел Кириллыч — председатель земской управы.
• Зинаида Савишна — его жена.
• Саша — дочь Лебедевых, 20 лет.
• Львов Евгений Константинович — молодой земский врач.
• Бабакина Марфа Егоровна — молодая вдова, помещица, дочь богатого купца.
• Косых Дмитрий Никитич — акцизный.
• Боркин Михаил Михайлович — дальний родственник Иванова и управляющий его имением.
• Дудкин — сын богатого фабриканта.
• Авдотья Назаровна — старуха с неопределённою профессией.
• Егорушка — нахлебник Лебедевых.
• 1-й гость.
• 2-й гость.
• 3-й гость.
• 4-й гость.
• Петр — лакей Иванова.
• Гаврила — лакей Лебедевых.
• Гости обоего пола, лакеи.

Постановки в театре

Первая постановка

• 19 ноября 1887 — Театр Корша, режиссёр Н. Н. Соловцов, в ролях В. Н. Давыдов (Иванов), А. Я. Глама-Мещерская (Анна Петровна), И. П. Киселевский (Шабельский), Л. И. Градов-Соколов (Лебедев), Н. Д. Рыбчинская (Саша).

М. П. Чехов, брат А. П. Чехова, о премьере в театре Корша:

«Театр был переполнен. Одни ожидали увидеть в „Иванове“ веселый фарс в стиле тогдашних рассказов Чехова, помещавшихся в „Осколках“, другие ждали от него чего-то нового, более серьёзного, — и не ошиблись. Успех оказался пестрым: одни шикали, другие, которых было большинство, шумно аплодировали и вызывали автора, но в общем „Иванова“ не поняли…»

.

Известные постановки

• 1889 — Александринский театр, в бенефис Ф. А. Фёдорова-Юрковского, режиссёр Ф. А. Фёдоров-Юрковский, в ролях В. Н. Давыдов (Иванов), М. Г. Савина (Саша), П. А. Стрепетова (Анна Петровна), П. М. Свободин (Шабельский), К. А. Варламов (Лебедев), Е. Н. Жулева (Зинаида Савишна), А. С. Чернов (Львов), Н. Б. Хлебникова (Бабакина), Н. И. Арди (Косых), В. П. Далматов (Боркин), В. В. Стрельская (Авдотья Назаровна). Премьера состоялась 31 января.

И. Л. Леонтьев-Щеглов о премьере в Александринском:

«Ансамбль вышел чудесный, и успех получился огромный. Публика принимала пьесу чутко и шумно… устроила автору… восторженную овацию. „Иванов“, несмотря на многие сценические неясности, решительно захватил своей свежестью и оригинальностью, и на другой день все газеты дружно рассыпались в похвалах автору пьесы и её исполнению».

• 1889 — Театр Корша (вторая редакция пьесы), в ролях П. Ф. Солонин (Иванов), П. Д. Ленский (Шабельский), П. М. Медведев (Лебедев), М. А. Потоцкая (Саша). Премьера состоялась 15 сентября
• другие постановки 1889 года:
• 1889 — труппа Н. Н. Соловцова (пьеса показана на гастролях в Одессе, Киеве, Тифлисе), режиссёр Н. Н. Соловцов, в ролях В. Н. Давыдов (Иванов), Н. Н. Соловцов (Лебедев), Н. П. Рощин-Инсаров (Львов), Н. Д. Рыбчинская (Саша), Е. В. Омутова (Анна Петровна).
  • 10 и 21 мая — Севастополь и Симферополь, товарищество под управлением С. П. Волгиной
  • 15 июня — Курск, труппа Н. А. Корсакова
  • 23 июля — Новоград-Волынск, любительский спектакль
  • 28 сентября — Саратов, труппа А. М. Горин-Горяинова
  • 3 октября — Гродно, труппа М. С. Перлова
  • 13 октября — Самара, труппа П. М. Медведева и Н. А. Борисовского;
  • 8 ноября — Иркутск
• 8 октября 1892 — Оренбург, антреприза И. П. Новикова, режиссёр Корсаков
• 9 января 1892 — Казань, в роли Иванова С. С. Галицкий
• 13 декабря 1894 — Казань, в роли Иванова И. М. Шувалов
• 17 сентября 1897 — Александринский театр (возобновление пьесы), в ролях Г. Г. Ге (Иванов), М. Г. Савина (Анна Петровна), П. Д. Ленский (Шабельский), В. Ф. Комиссаржевская и И. А. Стравинская (Саша)
• 7 ноября 1897 — Театр Соловцова, в ролях Н. П. Рощин-Инсаров (Иванов), Л. М. Леонидов (Боркин), М. Л. Роксанова (Анна Петровна).
• 28 января 1899 — Ярославль, антреприза А. М. Каралли-Торцова, с участием М. М. Михайловича-Дольского.
• 4 ноября 1899 — Таганрог, труппа Н. Н. Синельникова, в роли Иванова И. М. Шувалов
• 1 декабря 1900 — театр Корша (возобновление), в бенефис Ф. П. Горева, исполнявшего заглавную роль
• 2 декабря 1900 — Театр Соловцова, в роли Иванова И. М. Шувалов.
• 1901 — Московский Художественный театр, в роли Сарры О. Л. Книппер-Чехова
• 19 октября 1904 — Московский Художественный театр, спектакль посвящён памяти Чехова, режиссёр Немирович-Данченко, в роли Шабельского К. С. Станиславский
• 1917 — Московский Художественный театр, в роли Львова А. Д. Дикий
• 1923 — МХАТ, в роли Саши А. К. Тарасова
• 1955 — Московский драматический театр им. А.С. Пушкина, режиссёр М. О. Кнебель
• 1960 — Малый театр, режиссёр и исполнитель заглавной роли Б. А. Бабочкин
• 1961 — Государственный русский драматический театр им. А. П. Чехова в Кишинёве
• 1976 — МХАТ. Постановка О. Н. Ефремова, режиссёр С. Десницкий, художник Д. Боровский. Роли исполняли: Иванов — И. М. Смоктуновский, Сарра — И. П. Мирошниченко, Шабельский — М. И. Прудкин и Е. А. Евстигнеев, Лебедев — А. А. Попов, Саша — И. Акулова, Боркин — В. М. Невинный, Львов — Е. А. Киндинов
• 1976 — Московский театр ленинского комсомола. Постановка М. А. Захарова, в роли Иванова Е. П. Леонов
• 1978 — Ленинградский академический театр драмы им. А. С. Пушкина, в роли Иванова И. О. Горбачёв
• 1993 — («Иванов и другие») Московский ТЮЗ. Постановка Г. Н. Яновской, художник С. Бархин («Золотая маска» 1995 года в номинации «Лучшая работа художника»)
• 1997 — театр Содружество актёров Таганки. Режиссёр - Николай Губенко.
• 2001 — Малый театр, режиссёр В. М. Соломин, в ролях В. М. Соломин, Ю. Каюров, А. Потапов, В. Бочкарёв, Т. Панкова, Е. Глушенко, Л. Титова, Т. Скиба, И. Иванова, А. Клюквин, В. Дубровский, С. Еремеев
• 2004 — Новосибирский городской драматический театр п/р С. Афанасьева. Режиссёр Сергей Афанасьев, в главной роли Владислав Шевчук.
• 2007 — «Такой театр», Санкт-Петербург, режиссёры А. Вартаньян, А. Баргман (номинация на премию «Золотая маска» 2008 года)
• 2007 — Небольшой драматический театр, Санкт-Петербург
• 2007 — Тульский государственный театр кукол
• 2009 - Московский Художественный театр им. А.П.Чехова. Режиссёр Юрий Бутусов, художник Александр Боровский. Роли исполняли: Иванов - Андрей Смоляков, Анна Петровна - Наталья Рогожкина, Шабельский - Сергей Сосновский, Лебедев - Игорь Золотовицкий, Зинаида Савишна - Полина Медведева, Саша - Наташа Швец / Яна Гладких, Львов - Павел Ворожцов, Бабакина - Елена Панова, Боркин - Максим Матвеев, Косых - Игорь Хрипунов.
• 2014-Новокузнецкий драматический театр.Режиссёр Пётр Шеришевский. Роли исполняли: Иванов-Андрей Ковзель,Анна- Илона Литвиненко,Граф -Анатолий Смирнов,Лебедев-Анатолий Нога,Зинаида-Людмила Адаменко,Саша-Полина Зуева,Врач-Александр Шрейтер, Боркин-Андрей Грачёв, Бабакина-Вера Заика
• Пензенский областной драматический театр имени А. В. Луначарского, режиссёр Сергей Стеблюк
• Липецкий государственный академический театр драмы имени Л. Н. Толстого
• Таганрогский драматический театр

Зарубежные постановки

• Театр «На Забрадли» (Прага, Чехия). Режиссёр Петр Лебл, в ролях Богумил Клепл (Иванов), Эва Голубова (Сарра), Владимир Марек (Шабельский), Леош Сухаржипа (Лебедев), Теодора Ремундова (Саша), Радек Голуб (Львов)
• Театр им. Йожефа Катоны, Венгрия, режиссёр Тамаш Ашер
• 1997 — Театр «Алмейда» (англ.), Лондон
• 2005 — «Молодёжный театр» (Чернигов, Украина). Постановка — з.д.и. Г. Касьянова, сценография Л. Ковальчук. Р. Покровский (Иванов), Т. Салдецкая (Сарра), В. Макар (Лебедев)
• 2008 — Театр «Донмар Верхауз» (англ.) (Лондон)
• 2015 — Камерный Театр (Тель-Авив-Яффо, Израиль) - на иврите.
• 2016 — Королевский Драматический Театр (Стокгольм, Швеция) - на шведском языке. Современная версия от режиссёра Александра Мёрк-Ейдема.

Ссылки

• [lib.ru/LITRA/CHEHOW/ivanov.txt Текст пьесы]
• [www.kulichki.com/moshkow/SHAKESPEARE/ch_h.txt Шах-Азизова Т. К. Русский Гамлет]
• [feb-web.ru/feb/chekhov/texts/sp0/spc/spc-309-.htm Гродская и др. Примечания к пьесе]

Отрывок, характеризующий Иванов (пьеса)

Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]