Бутейко, Константин Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Константин Павлович Бутейко
Дата рождения:

27 января 1923(1923-01-27)

Место рождения:

Иваница, Сумской уезд, Харьковская губерния, Украинская ССР, СССР

Дата смерти:

2 мая 2003(2003-05-02) (80 лет)

Место смерти:

Москва, Россия

Страна:

СССР, Россия

Научная сфера:

медицина

Место работы:

1-й МГМУ им. И. М. Сеченова

Учёная степень:

кандидат медицинских наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

1-й Медицинский институт им. И. М. Сеченова (1952)

Научный руководитель:

Е. М. Тареев

Известен как:

разработчик метода Бутейко

Константи́н Па́влович Буте́йко (27 января 1923, Иваница, Харьковская губерния — 3 мая 2003, Москва) — советский учёный, физиолог, врач-клиницист, философ медицины, кандидат медицинских наук, член общественной организации «Международная академия информатизации». Автор научных работ и изобретений в различных областях медицинской науки и техники (более 100 публикаций)[1].





Биография

Поступил в 1946 году в 1-й Медицинский институт им. И. М. Сеченова в Москве (сейчас Московская медицинская академия им. И. М. Сеченова) и в 1952 году с отличием закончил его. Окончил клиническую ординатуру на кафедре академика Е. М. Тареева. После окончания клинической ординатуры продолжил работу на той же кафедре в должности заведующего лабораторией функциональной диагностики. В 1958—1968 годах был заведующим лабораторией функциональной диагностики в институте кардиологии Сибирского отделения Академии наук СССР.

В 1988 году открыл частную клинику в Москве.

Концепция

Основная теоретическая концепция Бутейко состоит в том, что главной причиной так называемых «болезней цивилизации» является нарушения в обмене веществ, вызываемые неправильным дыханием (так называемой «болезнью глубокого дыхания»). Бутейко предложил нормализовать основную функцию организма — систему внешнего дыхания — посредством разработанного им метода волевой ликвидации глубокого дыхания. Под словом «волевой» здесь понимается «сознательной», но не «насильственной» ликвидации открытой им «болезни».

Методология, предложенная Бутейко для избавления от этой «болезни» — метод Бутейко, предлагаемый им для избавления от астмы и других предполагаемых симптомов «болезни глубокого дыхания», получил применение в медицине для контроля симптоматики бронхиальной астмы (при отсутствии объективных улучшений лёгочного дыхания).

Семья

Вторым браком был женат на балерине Большого театра Сусанне Звягиной.

См. также

  • Метод Бутейко
  • [www.buteykomoscow.ru/friends_and_enemies/ "Друзья и враги доктора Бутейко"]. Документальный фильм из серии "Полемические идеи", Свердловская киностудия, 1988 г.

Напишите отзыв о статье "Бутейко, Константин Павлович"

Примечания

  1. [scholar.google.com/citations?hl=en&user=yNUfPekAAAAJ Список публикаций на Google citations]

Ссылки

  • [www.buteyko.ru/rus/author.shtml Биография К.П. Бутейко]
  • [www.buteyko.ru/rus/sciizd.shtml Список научных изданий о методе].
  • [mirknig.com/2008/12/11/metod-butejjko.html Метод Бутейко: Опыт внедрения в медицинскую практику. Сборник / Сост. К. П. Бутейко. — М.: Патриот, 1990].
  • [www.buteyko.ru/izdan/Buteyko%20theory%20rus-eng.pdf В. К. Бутейко, М. М. Бутейко. Теория Бутейко: о ключевой роли дыхания для здоровья человека. Научное введение в метод Бутейко для специалистов, ООО «Общество Бутейко», Воронеж, 2005].
  • [www.buteyko.ru/rus/interw.shtml Интервью с К.П. Бутейко]
  • [znaniyapolza.ru/nemnogo-o-tselitelyah-i-chudesah-tselitelstva.html Известные народные целители] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (4003 дня))


Отрывок, характеризующий Бутейко, Константин Павлович

Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.