Вавилов, Павел Иванович

Павел Иванович Вавилов
Род деятельности:	работник морского транспорта
Место рождения:	д. Павличино, Любимский уезд, Ярославская губерния
Награды и премии:	Почётный полярник

Па́вел Ива́нович Вави́лов (3 августа 1909 года — 18 января 1966 года) — работник морского транспорта, матрос арктического флота. Герой Социалистического Труда, почётный полярник.

Биография

Павел Вавилов родился 3 августа 1909 года в деревне Павличино (Любимский уезд Ярославской губернии, ныне — Первомайский район Ярославской области). Получил начальное образование в деревенской школе. После её окончания работал грузчиком в Кинешме (Ивановская область), а затем в 1927 году (по другим данным — несколько позднее) перебрался в Ленинград, где устроился матросом и работал на судах Ленинградского речного пароходства.

В 1934 году перевёлся в Главное управление Северного морского пути. Работал кочегаром, затем машинистом. Принимал участие в Советско-финской войне 1939—1940 годов. На начало Великой Отечественной войны Павел Иванович проходил службу на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков».

Гибель «Александра Сибирякова»

24 августа 1942 года «Александр Сибиряков» вышел из Диксона, выполняя рейс с оборудованием и персоналом для новой полярной станции на Северной Земле. На следующий день у острова Белуха в Карском море советский ледокол встретил немецкий тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер». Между кораблями завязался бой, «Сибиряков» был потоплен, а выжившая часть экипажа была взята неприятелем в плен. Кочегар Павел Вавилов оказался единственным выжившим, которому удалось избежать плена.

Сначала Вавилов с другими членами экипажа попытался спастись в шлюпке, но та оказалась сильно повреждена в ходе обстрела. Спастись на бревне не получилось, так как сильное течение не позволяло отгрести от корабля. После того, как корабль ушёл под воду, большинство моряков оказались затянутыми в образовавшуюся воронку, однако Павлу Вавилову повезло ухватиться за деревянные остатки судна и остаться на поверхности. Из последних сил он смог выбраться на проплывавшую рядом шлюпку, с которой немецкий катер перед тем забрал уцелевших моряков. В шлюпке Павел Иванович, переодевшись в сухую одежду лежавшего в ней мёртвого товарища, смог добраться до необитаемого острова Белуха.

На острове Белуха

На счастье спасшегося чудом Вавилова, в шлюпке оказались продукты питания — банка с галетами и бочонок с пресной водой, а также необходимые для выживания вещи — запас спичек, два топора, заряженный наган с запасными патронами. Ещё моряку посчастливилось выловить из воды спальный мешок, мешок тёплой одежды и мешок отрубей. Кроме продуктов и вещей Павел Иванович вытащил из ледяной воды сильно обгоревшую собаку, однако та, неспособная есть, быстро умерла. На Белухе Вавилов обнаружил деревянный маяк. Опасаясь белых медведей, которых он увидел в первый же день пребывания на острове, моряк ночевал на верхней площадке башни маяка.

На полярном скалистом островке Павел Иванович Вавилов провёл по разным данным от 34 до 37 дней. Проходящие мимо пароходы не замечали моряка, в надежде размахивающего фуфайкой на берегу. Однако, когда продукты почти закончились и надвигались морозы, его заметили с проплывающего мимо парохода «Сакко» и прислали за моряком гидросамолёт. Из-за сильных волн самолёт долгое время не мог сесть, но ему сбрасывали посылки с продуктами и папиросами. На четвёртый день после обнаружения Вавилова самолёт, управляемый полярным лётчиком И. И. Черевичным, смог сесть на море и подобрать Павла Ивановича.

После войны

После окончания Великой Отечественной войны Павел Иванович Вавилов остался верен своему прежнему занятию, продолжив работу на судах Арктического флота — ледокольном пароходе «Георгий Седов», ледоколах «Ленин» и «Капитан Мелехов». Умер Пётр Вавилов 18 января 1966 года в Архангельске в возрасте 56 лет.

Семья

Отец: Иван Матвеевич

Мать: Пелагея Петровна

Жена: Анна Степановна Вавилова

Дети: Евгения, Ольга

Награды

18 ноября 1960 года «за самоотверженный труд» Павлу Ивановичу Вавилову было присвоено почётное звание Героя Социалистического Труда. Кроме того, среди наград Вавилова — орден Ленина, медаль Нахимова, медаль «За трудовую доблесть» и звание почётного полярника.

В честь отважного моряка назван пароход Мурманского морского пароходства (в 1981 году) и остров в Карском море в составе Северо-Восточных островов (назван диксонскими гидрографами в 1962 году).

Литература

• [ke.culture51.ru/Vavilov-Pavel-Ivanovich-p920.html Вавилов Павел Иванович] // Кольская энциклопедия. В 5-и т. Т. 1. А — Д / Гл. ред. А. А. Киселёв. — Санкт-Петербург : ИС ; Апатиты : КНЦ РАН, 2008. — С. 371.
• Карепова В. Павел Вавилов // Арктическая звезда. — 2001. — № 9.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13512 Вавилов, Павел Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Вавилов, Павел Иванович

– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.