Верейский, Василий Михайлович Удалой
| Василий Михайлович Удалой Верейский | |
| Дата смерти |
1495/1501 |
|---|---|
| Принадлежность | |
| Звание | |
| Сражения/войны |
Походы против казанских татар, новгородцев и золотоордынцев |
Василий Михайлович Удалой (ум. 1495/1501) — служилый князь Верейский, старший сын удельного князя Михаила Андреевича Верейского (1432—1486) и Елены Ярославны Боровской (ум. 1486). Троюродный брат великого князя московского Ивана III Васильевича.
В 1468 году князь Василий Удалой выступает на сцену политической деятельности. В этом и следующих годах он участвовал в походах русских войск на Казанское ханство.
В 1471 году Василий Удалой вместе со своим отцом, князем Михаилом Андреевичем Верейским, участвовал в первом походе Ивана III Васильевича. Отец и сын с удельной дружиной осадили новгородский городок Демон, который сдался им, выплатив выкуп в размере 100 рублей. В 1472 году Василий Михайлович Удалой участвовал в отражении орды золотоордынского хана Ахмата от берегов р. Оки.
В 1477-1478 годах вместе со своим отцом участвовал во втором походе великого князя московского Ивана III Васильевича на Новгородскую республику. В 1480 году Василий Удалой вместе со старшим сыном и соправителем великого князя Иваном Молодым и его дядей, князем тарусским Андреем Васильевичем Меньшим, участвовал в отражении Ахмат-хана от берегов реки Угры.
В 1482 году Иван III Васильевич заключил договор со своим двоюродным дядей Михаилом Андреевичем Верейским, внуком Дмитрия Донского. Михаил Верейский отказался от своих прав на Белоозеро и был оставлен только пожизненным владельцем своего удела без права передачи владения своему старшему сыну Василию Удалому.
В 1483 году князь-воевода Василий Михайлович Удалой попал в опалу. В том году у великого князя московского Ивана III родился внук Дмитрий Иванович. По этому случаю он «сноху свою (Елену Стефановну, жену Ивана Молодого) дарити сажением первые своей великые княины тферьскые». Однако это «сажение» (драгоценное узорочье-ожерелье) великая княгиня Софья Фоминична подарила своей племяннице Марии Андреевне Палеолог, вышедшей замуж за князя Василия Михайловича Верейского. Разгневанный великий князь приказал отобрать у князя Верейского все приданое его жены и, кроме того, «хотел его и со княгинею поимати». В том же 1483 году Василий Удалой вместе женой Марией бежал в Великое княжество Литовское. Король польский и великий князь литовский Казимир Ягеллончик принял с почестями князя-перебежчика. В октябре 1483 года Василий Михайлович Удалой получил от Казимира в удельное владение Любеч, Койданово, Воложин, Радошковичи.
После бегства своего сына Василия в Литву удельный князь Михаил Андреевич Верейский вынужден был заключить в 1484 году новый вассальный договор с великим князем московским Иваном III Васильевичем. Михаил Верейский обязался не именить никаких сношений со своим сыном-перебежчиком и вынужден был завещать свой удел великому князю. В апреле 1486 года после смерти верейского князя Михаила Андреевича Иван III Васильевич присоединил Верейское княжество (Верея и Малоярославец) к великокняжеским владениям.
В 1493 году великая княгиня София Фоминична выхлопотала Василию Михайловичу Верейскому и его жене прощение и разрешение вернуться на родину, но изгнанники почему-то не воспользовались этим. В 1494 году после заключения вечного мира между великим князем московским Иваном III Васильевичем и великим князем литовским Александром Казимировичем, последний обязался Василия Михайловича «не отпущати никуде, и пойдет проч из земли, и его опять не приимати».
Семья
Василий Удалой был женат на Марии Андреевне Палеолог, дочери титулярного деспота морейского Андрея Палеолога (1453—1502), племяннице Софии Фоминичны Палеолог, второй жены великого князя московского Ивана III Васильевича. Дети:
- Софья Васильевна Верейская (ум. в августе 1549), жена с 1505 года крупного литовского магната Альбрехта Мартыновича Гаштольда (ум. 1539). После смерти Василия Верейского его единственная дочь Софья унаследовала все его владения, которые затем перешли её мужу.
Напишите отзыв о статье "Верейский, Василий Михайлович Удалой"
Литература
- Пчелов Е. В. Рюриковичи. История династии. — М.: «ОЛМА-Пресс», 2002. — ISBN 5 224-03160-5.
- Валахановіч В. І. Князі Вярэйскія. // Памяць. Гісторыка-дакументальная хроніка Дзяржынскага раёна. — Мн., 2004.
Отрывок, характеризующий Верейский, Василий Михайлович Удалой
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
