Радошковичи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Городской посёлок
Радошковичи
белор. Радашковічы
Флаг Герб
Страна
Белоруссия
Область
Минская
Район
Координаты
Основан
Площадь
7,015[1] км²
Население
5789[2] человек (2016)
Плотность
831 чел./км²
Часовой пояс
Телефонный код
+375 1767
Почтовый индекс
222322[3]
Автомобильный код
5
К:Населённые пункты, основанные в 1447 году

Радошко́вичи (белор. Радашко́вічы) — городской посёлок в Молодечненском районе Минской области Белоруссии.

В посёлке проживает 5789 человек (на 1 января 2016 года)[2].

В районе Радошковичей находится водораздел Вилейско-Минской водной системы.





История

Герб имеется в подтвердительном королевском привилее Радошковичам от 23 февраля 1792 года. На гербе в серебряном поле изображен Святой Стефан, забросанный камнями. В привилее 1792 года герб изображен в круглом щите, позже появилась версия в щите «белорусской» формы. Герб зарегистрирован властями Беларуси 23 декабря 1999 года, регистрационный № 38.

Возник городок как торгово-ремесленное поселение при слиянии рек Вязынка и Гуйка — на границе водораздела Чёрного и Балтийского морей.

В 1447 году поселение впервые упомянуто на страницах письменных источников в связи с основанием тут костёла Св. Троицы. Ныне действующий костёл с тем же именем выстроили четыре века спустя в стиле классицизма. А в 1882 году в костеле был крещён Ян Луцевич — будущий песняр Янка Купала. Его судьба тесно переплелась с этой землей. После смерти отца Купала устраивается в 1903 году писарем к следователю радошковичского суда. Позже, в 1913 году, в здании пожарной команды в Радошковичах была поставлена в присутствии автора его знаменитая «Паўлінка».

В памяти Радошковичей осталось немало громких имён. Ведь только в числе его владельцев были правнук Дмитрия Донского — князь Василий Михайлович Верейский, затем его зять Альбрехт Гаштольд, воевода виленский. Гаштольдов сменила королева польская, великая княгиня литовская Бона Сфорца и магнаты Глебовичи, Масальские, Огинские, Радзивиллы

С 1549 года Радошковичи стали городом, двадцать лет спустя получившим магдебургское право. Подтвердив это право на самоуправление в 1792 году, король Станислав Август одновременно даровал городу оригинальный герб, смысл которого и сегодня не вполне ясен геральдистам: на серебряном поле изображение христианского первомученика Св. Стефана, побитого камнями. Правда, уже через год, после второго раздела Речи Посполитой, Радошковичи отошли к России — и с магдебургскими вольностями пришлось расстаться: город стал заштатным городом Вилейского повета, затем центром волости Виленской губернии.

В XVI столетии в Радошковичах был выстроен деревянный замок «наподобие корабля». Он представлял собой внушительное сооружение с четырьмя башнями (двумя квадратными, одной круглой и одной прямоугольной), встроенными в стены, что тянулись по периметру более чем на 220 метров. Пятая башня была поставлена внутри замкового двора. Крепость окружали два водоёма, созданные на речках Гуйке и Вязынке, и попасть в неё можно было только через подъёмный мост. Замок принадлежал королю польскому и великому князю литовскому Сигизмунду II Августу, который во время Ливонской войны с русским царем Иваном IV Грозным решил для острастки московского правителя собрать под Радошковичами приличное войско, но сам сюда так и не прибыл. Ратной славе король предпочитал альковные приключения. Изрядно пошумев, рыцари разошлись, а сей военный курьез в народе прозвали в шутку «войной петуха».

С 18 марта по 6 июня 1708 года в Радошковичах размещалась главная штаб-квартира шведского короля Карла XII. Здесь король проводил здесь крупные военные учения. 11 марта из Радошковичей в Вильню отправился Станислав Лещинский, которому виленский магистрат вручил ключи от столицы. 31 марта в Радошковичи для участия в военном совещании прибыл генерал Адам Людвик Левенгаупт. 15 апреля 1708 года в Радошковичах магнаты Ярослав Любомирский и Януш Вишневецкий вместе с со своими сторонниками приняли лютеранство. 7 мая 1708 года в местечке прошел экзамен для по логике и философии для новых лютеранских пастырей, которые приняли сан и были направлены на службу в южно-сконский отдел рейтеров (Södra Skånska rytteriet). В мае 1708 года в Радошковичах умер шведский генерал Арвид Аксель Мардефельт (Arvid Axel Mardefelt, 1660–1708). В скором времени шведы начали испытывать большие трудности с продовольствием и фуражом, и 6 июня 1708 года армия Карла XII отправилась из Радошковичей в МинскК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2886 дней].

В Радошковичах и в настоящее время можно увидеть Шведскую гору высотой в десять метров. Так местные жители именуют древнее городище, которое размещается на окраине поселка, на правом берегу речки Гуйки. Уже в V—VIII столетиях, по свидетельству археологов, тут селились люди. Народная же фантазия много позже поселила на «горе» и шведов из XVIII века.

Когда разразились два шляхетских восстания в 1830—1831 и 1863—1864 годах, в окрестностях города шли жаркие сражения повстанцев с царскими войсками.

По данным переписи 1897 года в городе жили 2 615 человек, из них евреев — 1515, поляков — 521, белорусов — 500, русских — 76[4].

В годы Первой мировой войны здесь находилась прифронтовая база российских войск. Затем последовали две оккупации — немецкая и польская. Со вхождением этих земель в состав Польши Радошковичи на протяжении почти двадцати лет (1921—1939) выполняли роль приграничного города, превратившись по существу в третий по значению (после Вильни и Менска, нынешние Вильнюс и Минск, центр белорусского национального Возрождения.

В июле 1921 года тут была создана одна из первых в Западной Беларуси организаций Товарищества Белорусской школы. По инициативе известного политического деятеля и литератора Александра Власова вскоре в Радошковичах открылась гимназия имени Ф. Скорины — одна из пяти белорусских гимназий, что действовали на территории «крэсов всходних», если воспользоваться терминологией польских властей. Директором гимназии поначалу был активный сторонник белорусизации костёла ксендз Фабиан Абрантович. Здесь обучалась молодежь из близлежащих сел и местечек — до 150 человек. В их числе и будущий народный поэт Беларуси Максим Танк (Евгений Скурко). В гимназии устраивались спектакли, издавались рукописные журналы — она превратилась в подлинный очаг белорусской культуры. Власти закрыли её в 1928 году, когда, по их мнению, наметилась «радикализация» взглядов учителей и учеников по национальному вопросу.

В 19201930-х годах на радошковичских улицах можно было встретить талантливейшего художника, скульптора, этнографа, археолога Язэпа Дроздовича — здесь действовала его художественная студия. Тут часто бывали, жили и работали видные западнобелорусские политические деятели Сымон Рак-Михайловский, Игнат Дворчанин, Альберт Павлович и другие. Среди них выделяется фигура Бронислава Тарашкевича, создателя и руководителя стотысячной «Громады» — легальной крестьянско-рабочей организации, видного филолога, литератора, академика. В 1922 году Тарашкевич был избран депутатом (послом) польского сейма, возглавил в нём белорусскую парламентскую фракцию (Белорусский посольский клуб из 11 человек), отстаивавшую права белорусского населения в Польше. Его пламенные речи против правительства, проводившего курс на колонизацию и ополячивание присоединенных «крэсов», вызывали нескрываемое раздражение властей. Аресты, судебные процессы, тюрьмы, ссылки, переезд в СССР, смерть в застенках НКВД в начале 1938 года. До сих пор неизвестно, где именно это случилось и где находится могила Бронислава Тарашкевича. С нами остались его переводы на белорусский язык «Пана Тадеуша» Адама Мицкевича, «Илиады» Гомера; осталась изданная им в 26 лет первая «Беларуская граматыка для школ»; осталась разработанная Тарашкевичем система белорусского правописания, которая подверглась реформе в 1933 году и не была реабилиторована доныне: её, по аналогии с кириллицей, называют «тарашкевицей». Ещё совсем недавно в Радошковичах можно было увидеть дом, где в 1923—1931 годах жил пламенный борец за социальную справедливость и национально-освободительные идеалы. Вопрос о музеефикации этого здания так и не был своевременно решен.

Во время Великой Отечественной войны под Радошковичами совершили свои огненные тараны капитаны Александр Маслов, Николай Гастелло и старший лейтенант Исаак Пресайзен. Маслов атаковал колонну немецких войск на перекрёстке дорог у Радошковичей 26 июня 1941 года. Вместе с ним погиб его экипаж (лейтенант В. Балашов, сержант Г. Реутов, младший сержант Б. Бейскбаев). Лишь в 1996 году А. Маслову посмертно было присвоено звание Героя Российской Федерации. Долгое время, однако, считалось, что на этом перекрестке погиб экипаж капитана Николая Гастелло, имя которого стало широко известно вскоре после его огненного тарана, за который летчик 26 июля 1941 года был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Но тот подвиг был совершен у деревень Миговка и Дикшняны, тоже под Радошковичами. Так что памятник, установленный в 1976 году при дороге Минск- Молодечно в честь Н. Гастелло и его экипажа (лейтенанты А. Бурденюк, Г. Скоробогатый, стрелок-радист ст. сержант А. Калинин), не является исторически достоверным. В центре Радошковичей, на площади, носящей имя Николая Гастелло, ему также сооружен памятник.

На главной улице городского поселка (Советской) установлен памятный знак в честь Ядвигина Ш. Известный белорусский литератор Антон Левицкий, избравший себе этот загадочный псевдоним, работал провизором в местной аптеке в 1891—1897 годах. Здесь женился он на швее Люции Гнатовской, и впоследствии семья поселилась в имении Карпиловка, что располагалось неподалеку отсюда, при Долгиновском тракте. Именно там и расцветал талант будущего знаменитого писателя, фельетониста, публициста…

Известные уроженцы и жители

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Радошковичи"

Примечания

  1. [molodechno.minsk-region.by/dfiles/000215_615067_4312_OP.docx Генеральный план г.п. Радошковичи. Основные положения (утверждаемая часть)]
  2. 1 2 [www.belstat.gov.by/ofitsialnaya-statistika/solialnaya-sfera/demografiya_2/metodologiya-otvetstvennye-za-informatsionnoe-s_2/index_4945/ Численность населения на 1 января 2016 г. и среднегодовая численность населения за 2015 год по Республике Беларусь в разрезе областей, районов, городов и поселков городского типа.]
  3. [zip.belpost.by/street/radoshkovichi-minsk-molodechnenskiy Почтовые индекы Республики Беларусь]
  4. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_lan_97_uezd.php?reg=95 Демоскоп Weekly — Приложение. Справочник статистических показателей]

Ссылки


Отрывок, характеризующий Радошковичи

– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел: