Столбцы

Город Столбцы белор. Стоўбцы Флаг Герб Страна БелоруссияБелоруссия Область МинскаяМинская область Район Столбцовский Координаты 53°29′00″ с. ш. 26°44′00″ в. д.53.48333° с. ш. 26.73333° в. д. / 53.48333; 26.73333    Председатель райисполкома Юрий Николаевич Горлов Первое упоминание 1593 Прежние названия Свержно, Столпцы Население ▲16 839 человек (2016) Названия жителей столбчанин, столбчанка, столбчане Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +375 1717 Почтовый индекс 222660 Автомобильный код 5 Официальный сайт [www.stolbtsy.minsk-region.by lbtsy.minsk-region.by]

Столбцы́ (белор. Стоўбцы) — город в Минской области Белоруссии, административный центр Столбцовского района. Расположен на правом берегу реки Неман. Население — 16 839 человек (на 1 января 2016 года).

Географическое положение

Расположен в 65 км к юго-западу от Минска на автомобильной дороге Минск — Барановичи.

Происхождение названия

Известно, что когда-то река Неман была широкой и судоходной. Как полагают учёные, название города могло произойти и от деревянных набережных столбов, за которые привязывались лодки, чтобы их не унесло течением.

История

Местечко основала в 1593 году Гальшка Кмитянка, вдова кричевского старосты Николая Слушки. Современное название получило в первой трети XVII века.

В 1575 году современная территория города принадлежала Николаю Криштофу Радзивиллу, но в 1582 году отошла к Слушкам, которые владели ею до первой половины XVIII века. Затем до 1730-х годов Столбцы принадлежали Денгофам, а с 1730-х по 1831 год включительно — графам Чарторыйским. В это время здесь были построены церковь, здание ратуши, речная пристань с 16 складами, школа.

Во время русско-польской войны 1654—1667 годов местечко сильно пострадало, около половины его жителей погибло, а само оно было сожжено. Чтобы возродить этот населённый пункт, в 1669 году Столбцам был дарован привилей на проведение торгов и ярмарок.

В 1706 году, во время Северной войны, Столбцы были разрушены вновь. Для возрождения местечка были дарованы королевские привилеи. В 1729 году Столбцам было даровано Магдебургское право, упразднённое после включения их в состав Российской империи в 1793 году. Тогда же Столбцы становятся волостным центром в Минском уезде.

В очередной раз наднеманское местечко подвергли разорению французы в 1812 году. А в 1832 году царское правительство конфисковало Столбцы у Чарторыйских, которые поддержали восстание 1831—1832 годов.

Столбцы являлись небольшим центром торговли. Местечко формировалось как транзитное место для отправки товаров в Пруссию и дальше на запад. О размахе торговли говорит тот факт, что в 1860 году из Столбцов было отправлено за границу около миллиона пудов ржи, пшеницы, овса, ячменя и т. д.

В 1871 году здесь провели железную дорогу и построили станцию Столбцы. Строительство железнодорожной линии Москва — Брест началось 28 августа 1870 года с закладки вокзала в г. Столбцы. Первый мост на новой линии был заложен 13 сентября 1870 году — мост через реку Неман в Столбцах. После открытия железной дороги речная торговля начала приходить в упадок. Экономическая активность в местечке приобрела другие формы. В конце XIX века в Столбцах действовали спичечная фабрика, лесопильный и смолокуренный заводы.

После советско-польской войны, в 1921 году, город вместе со станцией вошёл в состав Польши.

В ночь на 4 августа 1924 году партизанский отряд во главе с С. Ваупшасовым напал на полицию в Столбцах и освободил из тюрьмы около 150 заключённых, среди которых были лидеры ЦК КПЗБ И. К. Логинович и И. С. Мертэнс.

В 1939 году Столбцы вошли в состав БССР, где 15 января 1940 года стали центром района. В Великую Отечественную войну с 28 июня 1941 года до 2 июля 1944 года город находился под немецкой оккупацией.

Известные уроженцы и жители

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Якуб Колас (1882—1956) — народный поэт Белорусской ССР.
• Сурвилла, Ивонка (род. 1936) — белорусский общественный и политический деятель, эмигрант, языковед, художница.

Экономика

Промышленный комплекс города формируют:

• Филиал ПРУП «Минский моторный завод» в г. Столбцы
• ПТУП «Столбцовский мясокомбинат»
• ОАО «БелНатурПродукт»
• УП «Столбцовская укрупненная типография»

Транспорт

Столбцы имеют хорошее транспортное сообщение с другими городами страны. В 4 км от города проходит автомагистраль М1E 30, через город — автодороги Р2E 85 (Столбцы — Ивацевичи — Кобрин), Р54 (Першаи — Несвиж), Р64 (Столбцы — Мир).

С автовокзала выполняются регулярные рейсы на Минск, Барановичи, Новогрудок, Клецк, Несвиж, Кореличи. Общественный городской транспорт представлен автобусами и маршрутными такси. В городе расположена железнодорожная станция Столбцы на линии Минск — Брест.

Культура

Районная филармония. Художественная галерея. Мемориальная усадьба Я. Коласа (филиал Литературно-мемориального музея Я. Коласа).

Столбцы со своими околицами имеют замечательную литературную историю. Здесь в деревне Акинчицы (в 1977 году деревня была присоединена к городу Столбцы) родился народный поэт Белорусской ССР Якуб Колас. В Столбцовском районе жили и творили польский поэт Владислав Сырокомля, Винцесь Каратынский, Адам Плуг, писатель Карусь Каганец, белорусский общественно-политический деятель, редактор и публицист Фабиан Акинчиц, деятель национального возрождения Юрий Соболевский.

СМИ

Издается районная газета «Прамень» (на белорусском языке)

Достопримечательности

• Церковь св. Анны (1825)
• Железнодорожный вокзал (1-я пол. ХХ в.)
• Музей-усадьба Я. Коласа «Окинчицы» (1982)
• Синагога (до 1886)
• Кладбище еврейское (с 1795)
• Кладбище католическое, в том числе памятник польским солдатам (1920—1930-е гг.) и часовня-надмогилье (XIX в.)

• Фотографии города
• Stoǔpcy. Стоўпцы (17.03.2009).jpg

  Вид города

• Belarus-Stowbtsy-Church of Anne-1.jpg

  Церковь св. Анны

• Stoǔpcy, vulica (17.03.2009).jpg

  На улице города

• Stoǔpcy, kamianica (17.03.2009).jpg

  Здание

• Stoǔpcy, kaścioł (17.03.2009).jpg

  Новый костёл

Интересные факты

• В Столбцах Владимир Маяковский, который проходил там таможенный досмотр, сочинил знаменитые строки о «серпастом-молоткастом» паспорте. Позже Маяковский говорил о станции:

Когда я ехал из Негорелого в Столбцы, я сразу отличил границу и то, что она польская, по многим и солидно закрученным колючим проволокам. Те, которые ещё не успели накрутить, лежали тут же, намотанные на длинные, кажется железные, катушки. Здание станции Столбцы, и чистое видом, и белое цветом, сразу дало и Европу, и Польшу. Вот это забота, вот это стройка! Но сейчас же за Столбцами пошла опять рухлядина — длинные-длинные перегоны без жилья и крестьян и косые хаты… Столбцы. Пограничный пункт. То, что называется «шикарное» здание!

• Столбцы и прилегающие леса являются местом действия романа-бестселлера Владимира Богомолова «Момент истины» («В августе сорок четвёртого»)
• Столбцы часто упоминаются в произведениях Ивана Стаднюка «Человек не сдается» и «Перед наступлением».

Центральная улица города

Одна из основных улиц города. Застройка представляет собой многоэтажные дома панельного или кирпичного типа.

Литература

• Верхняе Панямонне: альманах лакальнай гісторыі. Вып. 1.. — Мінск: І.П. Логвінаў, 2012. — 154 с. — ISBN 978-985-6991-72-4.

Ссылки

• [www.radzima.org/ru/gorod/stolbcy.html Город Столбцы на сайте Radzima.org]
• [news.tut.by/society/135325.html «100 дорог»: Живое золото]
• [globus.tut.by/stolbcy/ Столбцы на Глобус TUT.by]
• [www.niemen.eu/index.php/2008-03-07-17-23-21/1 Столбцы и окрестности на предвоенной фотографии.]

Отрывок, характеризующий Столбцы

– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.