Вермут, Адольф

Адольф Вермут (нем. Adolf Wermuth; 23 марта 1855, Ганновер — 11 октября 1927, Берлин) — известный немецкий государственный и политический деятель, юрист, бургомистр Берлина в 1912—1920 годах.

Биография

Родился в буржуазной семье с монархическими настроениями. Отцом Адольфа был Карл Георг Людвиг Вермут, начальник полиции королевства Ганновер. После окончания высшей школы в Хильдесхайме изучал право в университетах Лейпцига, Гейдельберга и Гёттингена. По окончании учëбы получил ученую степень доктора права. Затем поступил на прусскую государственную службу, работал судьей в Пайне, затем в Опелне (ныне Ополе Польша). С 1883 года состоял на службе в министерстве внутренних дел. Внëс значительный вклад в организацию участия Германии во Всемирной выставке в Мельбурне (1880) и Чикаго (1893).

С 1904 года — заместитель, а с июля 1909 по 1912 — статс-секретарь финансов кайзеровской Германии в правительстве рейхсканцлера Теобальда фон Бетман-Гольвега. После того, как предложенная им инициатива по увеличению налога на недвижимость была отклонена рейхсканцлером, в марта 1912 года Вермут сложил с себя полномочия статс-секретаря финансов и ушёл в отставку. С 1908 — член Тайного совета Пруссии. В 1912—1918 гг. А. Вермут — член прусской палаты депутатов.

В мае 1912 А. Вермут сменил Мартина Киршнера на посту бургомистра города Берлина. Занимал эту должность с 1 сентября 1912 по 25 ноябрь 1920 года. Кроме того, в 1912-1921 годах Вермут возглавлял Ассоциацию немецких городов.

К заслугам А. Вермута на посту бургомистра следует отнести успешное решение вопросов продовольственного обеспечения населения столицы во время и после окончания первой мировой войны, путëм введения продовольственных талонов, что позволило обеспечить в это непростое для Германии время достаточный рацион питания берлинцев.

Ссылки

• [www.berlin.de/rbmskzl/rbm/galerie/1912.html Краткая биография Адольфа Вермута] (нем.)

Отрывок, характеризующий Вермут, Адольф

– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.