Виттек, Мария

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мария Виттек
польск. Maria Wittek
Награды и премии

Мария Виттек (польск. Maria Wittek; кодовое имя: Мира, Пани Мария; 16 августа 1899 года, деревня Трембки[pl], Царство Польское — 19 апреля 1997 года, Варшава, Польша) ― первая полька, которой было присвоено воинское звание генерала бригады. Звание было присвоено в 1991 году, уже после того, как она вышла на пенсию. Служила в польской армии и в разных боевых организациях с 18 лет. Никогда не была замужем.





Ранняя жизнь

Мария Виттек родилась в российской части Польши. Её отец, Станислав Виттек, был плотником, состоял в Польской Социалистической партии и вместе с семьей переехал на Украину в 1915 году, чтобы избежать ареста со стороны российских властей. Мария ещё в школе вступила в скаутский отряд в Киеве. Затем она стала первой женщиной-студентом математического факультета Киевского университета. В то же время она присоединилась к подпольной польской Organizacja Wojskowa (Польская военная организация) ― и завершила курс подготовки унтер-офицеров. В 1919 году пошла в армию, сражалась с большевиками на Украине. Затем, в 1920 году, будучи солдатом женского отряда добровольцев, она сражалась в боях за Львов и была впервые награждена высшей польской медалью Virtuti Militari[1].

Между войнами

С 1928 до 1934 год Виттек была командиром Przysposobienie Wojskowe Kobiet, организации профессиональной подготовки женщин к военной службе. В 1935 году она была назначена руководителем женского отдела в Институте физического воспитания и военной подготовки в Беляны, недалеко от Варшавы[1].

Во время Второй мировой войны

Во время Вторжения в Польшу Мария Виттек была командиром Женского батальона поддержки. В октябре 1939 года она вступила в подпольную группу СВБ, которая впоследствии была реорганизована в Армию Крайову. Возглавляла Отдел женской службы при штабе генерала Ровецкого, затем ― Коморовского. Принимала участие в Варшавском восстании и была повышена в звании до подполковника. После капитуляции смогла избежать немецкого плена и покинула руины Варшавы, слившись с толпой мирного населения. Продолжила службу на своей должности в Армии Крайовой вплоть до её ликвидации в январе 1945 года[1].

После войны

Когда коммунистическое правительство Польши вновь открыло Институт физического воспитания и военной подготовки, она сначала возвратилась к её предыдущей должности, снова став начальником женского отдела. Однако в 1949 году Виттек была арестована властями и несколько месяцев провела в тюрьме. После своего освобождения работала в газетном киоске. 2 мая 1991 года, после отрешения коммунистов от власти, президент Польши Лех Валенса произвёл её в генералы бригады. Таким образом, она стала первой полькой, которая была удостоена генеральского звания[1].

19 апреля 2007 года, в десятую годовщину её смерти, в Музее Войска Польского в Варшаве в честь неё был возведён бронзовый памятник в натуральную величину.

Награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Виттек, Мария"

Примечания

  1. 1 2 3 4 made by Łukasz Mydlarski & Marcin Kuhiwczak; design by Patryk Rydzyk || CZST www.czst.wp.mil.pl 2009. [archiwalny.mon.gov.pl/pl/artykul/2900 ..:: Ministerstwo Obrony Narodowej - serwis internetowy :: Aktualności ::..]. archiwalny.mon.gov.pl. Проверено 20 мая 2016.

Ссылки

  • [www.polishresistance-ak.org/12%20Article.htm Биография] (англ.)
  • [foto.mw.mil.pl/foto.php?vhost=srw&id_lg=373 Фотография памятника]

Отрывок, характеризующий Виттек, Мария


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.