Вршовцы

Вршовцы (Вршовичи, Вершовичи, чеш. Vršovci, польск. Wrszowcy) — княжеский род в Чехии, в X—XII веках — третий по влиятельности клан после королевской династии Пржемысловичей и князей Славниковичей. Владели городами Жатец и Литомержице. Убежденные язычники, они долгое время оставались в стороне от христианства. После 1108 г. переселились в Польшу и другие европейские страны.

Считается, что название племени происходит от латинского Ursus, то есть «медведь». Потомки Вршовцев, переселившиеся в Польшу, использовали герб Вршин (Равич).

Краткая история

Вршовцы участвовали в жестокой борьбе за власть, шедшей в Богемии в конце X — начале XI веков н. э. Они зачастую сотрудничали с отдельными представителями рода Пржемысловичей, желавшими укрепить свои позиции, и выполняли их политические заказы за вознаграждение.

Так, в 995 году Вршовцы по договоренности с Болеславом II Благочестивым напали на г. Либице и совершили убийство пятерых (по иным версиям, четырех) братьев Славниковичей: Спитимира, Побраслава, Поржея, Часлава, а также Собебора, который, по некоторым данным, все же уцелел. Епископ Чехии Адальберт-Войтех, также принадлежавший к роду Славниковичей и позднее причисленный к лику святых, предал Вршовцев проклятию за содеянное злодеяние. Он предсказал, что их род трижды подвергнется разорению. Его пророчество вскоре сбылось.

Вршовцы нередко оказывали давление на неугодных отпрысков рода Пржемысловичей, опасных претендентов на княжеский престол. В 1002 г. они, по всей видимости, участвовали в смещении с престола князя Болеслава Рыжего, призвав на его место польского князя Владивоя. Однако их ставленник вскоре умер, и смещенный ранее Болеслав вновь появился в Вышеграде. Как и следовало ожидать, он жестоко покарал организаторов заговора. Это произошло после 10 февраля 1003 г., во время великого поста. Притворившись, что простил все обиды, князь Болеслав собрал всю знать в доме одного из вельмож и вместе с сообщниками устроил массовое избиение безоружных людей (в том числе собственноручно зарубил мечом своего зятя-Вршовца).

При смене правителя Чехии Вршовцы часто оказывались в опасном положении: будучи соратниками одного Пржемысловича, они могли быть смертельными врагами другого, так как представители королевской династии не останавливались перед убийством или ослеплением кровных родственников ради достижения престола. Такая ситуация сложилась и при Брячиславе II в 1096 г.:

«Брячислав II не любил упоминавшийся выше род Вршовцев и не преминул расправиться с ним. Придворный Мутина, сын Божея, был отстранен от дел, и у него было отнято имущество в пользу казны королевства. Божей с женой и двумя сыновьями оказались на судне, водами Дуная провезшим их в Сербию. А вскоре Мутина и Божей встретились в Польше, и оба были там радушно приняты» (Гудзь-Марков А. В. История славян. 9.2. История Чехии 1061—1109 гг.). В случае конфликта с князем Вршовцы не отказывались от борьбы за свои интересы и не останавливались перед убийством престолодержателя. 20 декабря 1100 г. Брячислав II охотился в окрестностях деревни Збечно, когда навстречу ему вышел человек по имени Лорк из рода Вршовцев и вонзил в живот королю рогатину, отчего чего тот скончался. Организаторами убийства Брячислава II были, по одной из версий, опальные представители рода Вршовцев — Божей и Мутина, находившиеся в то время в Польше. Преемник убитого князя предпочел замириться с опасными вельможами и вернул им конфискованные владения. Возвратившиеся в Чехию Божей и Мутина получили в управление города Жатец и Литомержице. Однако их благоденствие было недолгим. В 1108 году Вршовцы, окончательно проиграв феодальную усобицу с Пржемысловичами, подверглись жестоким преследованиям со стороны Святополка сына Ота I князя Оломоуцкого. На горе Петржин в Праге, а также во Врацлаве и Либице состоялись массовые казни Вршовцев. Владения Вршовцев были объединены с княжескими землями. Уцелевшая часть рода бежала в Польшу, Венгрию и другие соседние страны. В Польше Вршовцев милостиво встретил Болеслав III Кривоустый и пожаловал им земли, граничащие с империей. Вршовцы расселились в Польше, в основном , в Силезии,оттуда расселились в Мазовию.Быстро ополячились и благополучно жили там, часто занимая почётные должности в светской и духовной иерархиях. Среди их потомков было немало гетманов и маршалов, каштелянов и епископов.

В 1410 г. принимали активное участие в Грюнвальдской битве: полк под предводительством Кристиана из Острова, краковского каштеляна, входил в состав польского войска и отличился на поле боя.

Некоторые из потомков Вршовцев приняли герб Rawicz, другими был выдвинут герб Окша.

Известные представители рода

• Коран (Koran) (995—1040)
• Божей, сын (1040—1083)
• Мутина, сын (в Литомержице 1083—1108)
• Божей, брат (в Жатце 1083—1108)

Ранняя история Вршовцев (до 1109 г.) изложена в «Чешской хронике» Козьмы Пражского.

Библиография

• Козьма Пражский. Чешская хроника, М., 1962.
• Титмар Мерзебургский. Хроника. В 8 кн. / Пер. с лат. И. В. Дьяконова. М.: «SPSL»-«Русская панорама», 2005.
• Kopal, Petr. Neznámý známý rod. Pokus o genealogii Vršovců. Sborník archivních prací 2001/1, 3-84.
• Josef Teige: «Blätter aus der altböhmischen Genealogie. Slavnikiden /Die Vrsovcen /Die Herren von Lichtenburg», Damböck 2005, ISBN 3-900589-45-3
• Гудзь-Марков А. В. История славян. М., 1997.

Отрывок, характеризующий Вршовцы

У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.