Вяземский, Орест Полиенович

Орест Полиенович Вяземский
Памятник Оресту Полиеновичу Вяземскому на станции Вяземская
Род деятельности:	инженер
Дата рождения:	30 октября 1839(1839-10-30)
Место рождения:	Владимирская губерния
Подданство:	Российская империя
Дата смерти:	10 февраля 1910(1910-02-10) (70 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург

Оре́ст Полие́нович Вя́земский (30 октября 1839 — 10 февраля 1910) — русский железнодорожный инженер. Действительный тайный советник. Выполнил изыскания более 12 тыс. км железнодорожных линий; участвовал в строительстве и возглавлял работы при прокладке 4,5 тыс. км новых железных дорог, в том числе Уссурийской, Закаспийской, Оренбургской, Ташкентской.

Биография

Происходил из небогатой дворянской семьи Владимирской губернии — потомственное имение находилось при селе Юрцево Покровского уезда. Его отец, Полиен Сергеевич Вяземский (1811—1861) был инженером-путейцем и вышел в отставку в чине инженера-капитана строительного отряда и кавалером ордена Св. Анны 3-й степени; в дальнейшем исполнял должность Богородского исправника и почетного директора Богородских богоугодных заведений. Местом рождения источники называют Московскую^{[неавторитетный источник? 3238 дней]} или Владимирскую^{[неавторитетный источник? 3238 дней]} губернии.

В 1858 году окончил Санкт-Петербургский институт инженеров путей сообщения и шесть лет работал на постройке Волго-Донской железной дороги, получив за свой труд орден Св. Станислава 3-й степени.

В 1862—1868 годах он руководил постройкой Грушевско-Донской железной дорогой, а по завершении строительства продолжал работать на ней начальником движения, начальником ремонта пути, а затем управляющим дороги. Был удостоен ордена Св. Анны 3-й степени.

В 1868—1872 годах был начальником строительных участков на Курско-Харьковско-Азовской и Воронежско-Ростовской железных дорогах. В связи с преобразованием Корпуса инженеров в гражданское устройство приказом от 21 августа 1868 О. П. Вяземский был «переименован» в титулярные советники.

Затем, с 1872 по 1874 годы О. П. Вяземский работал в Техническо-инспекторском комитете — начальником изысканий Балашовской железнодорожной ветви Самаро-Уфимской железной дороги; им был найден удачный спуск с Уральского хребта на восток через Миасс, к Челябинску и дороги Вильно — Ровно — Ковно. Награждён орденом Св. Владимира 4-й степени.

С 1874 по 1881 год он работал на крупнейших гидротехнических сооружениях того времени: был помощником строителя Петербургского морского канала и порта, участвовал в восстановлении Приладожских каналов. В 1876 году был произведён в надворные советники, а спустя два года — в коллежские советники со старшинством.

С 28 февраля 1881 года О. П. Вяземский — помощник начальника строительства Криворожской дороги. Затем строил самый сложный участок Закаспийской железной дороги: от Мерва до Чарджоу.

В феврале 1888 года Вяземский был назначен начальником экспедиции по изысканию Забайкальской железной дороги. В этом же году он был прият в члены Восточно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества.

Затем он работал начальником строительства Принарвской железной дороги.

Во второй половине 1892 года, ещё до окончания постройки Принарвской дороги, Вяземский был командирован на Дальний Восток для рассмотрения жалоб со стороны местной администрации на начальника строительства Уссурийской железной дороги, А. И. Урсати. Эта временная командировка на Дальний Восток, неожиданно для самого О. П. Вяземского, собиравшегося вскоре вернуться на Принарвскую дорогу, превратилась в продолжительное пятилетнее служение: 13 октября 1892 года Урсати был освобождён от занимаемой должности и отозван в Санкт-Петербург, а на его место начальником строительства Уссурийской железной дороги был назначен О. П. Вяземский..

С выходом в отставку с инженерной должности он был избран окружным почётным мировым судьей Ташкентского окружного суда.

Умер в Санкт-Петербурге, но через год его прах перевезли в Москву на Семёновское кладбище (могила утрачена).

О. П. Вяземский был награждён орденами Св. Станислава, Св. Владимира, Св. Анны, имел награды от бухарского эмира, японского и китайского правительств. Его заслуги увековечены в названии станции Вяземская и города Вяземский — районного центра Хабаровского края. На вокзале станции Вяземская Дальневосточной железной дороги установлен памятник О. П. Вяземскому.

Потомки

• Сын, Валериан Орестович Вяземский, родившийся в Санкт-Петербурге 3 октября 1867 года, продолжил семейную традицию. Некоторое время учился в университете, однако окончил институт инженеров путей сообщения в 1894 году. Под руководством отца работал на строительстве Уссурийской и Сибирской железных дорог. В 1901—1911 годах был начальником 3-го Туркестанского участка постройки Оренбургско-Ташкентской железной дороги. Затем в течение пяти лет (1911—1916) руководил партией по изысканию железной дороги Ермолино — Нижний Новгород — Сергач —Алатырь — Симбирск. За труды был пожалован орденами Св. Станислава 2-й степени и Св. Анны 3-й степени, дослужился до чина действительного статского советника. В 1918 году защитил диссертацию на звание адъюнкт-профессора, затем стал преподавать в Петроградском институте инженеров путей сообщения, где в 1924 году занял кафедру «Изыскания и проектирование железных дорог», но вскоре, в возрасте 57 лет, неожиданно скончался. Был похоронен на Новодевичьем кладбище Ленинграда.
• Внук, Орест Валерианович Вяземский родился 2 июля 1902 года в Ташкенте. После окончания в 1919 году школы второй ступени учился в Институте инженеров путей сообщений. После его окончания, в 1924 году начал работать в концессионном советско-германском предприятии «Мологолес», на котором под руководством А. В. Ливеровского производилась паспортизация железнодорожного полотна с рекомендациями на его реконструкцию. Железнодорожный транспорт только начинал возрождаться после разрухи, не было подходящих мест для инженера-строителя и За неполные 5 лет он поменял 8 всевозможных организаций проектного направления, работавших в области мелиорации в Средней Азии. в декабре 1930 года был арестован; последовали: допросы в Бутырке; московская «шарашка» ОКБ по проектированию Беломорско-Балтийского канала и его гидротехнического комплекса; ОКБ на станции «Медвежья Гора»; непосредственная производственная деятельность на объектах канала. За ударный труд О. В. Вяземский, осужденный по ст. 58, п. 7 («вредительство») на 5 лет концлагеря, был досрочно освобождён и даже награждён орденом Трудового Красного Знамени. Он продолжил работать вольнонаемным специалистом на объектах гидротехнических сооружениях, таких как Свирский гидроузел, позже проработал в должности начальника проектного сектора и заместителя главного инженера строительства водоснабжения Владивостока, заместителем начальника проектного отделения и главным инженером строительства Углического и Рыбинского гидроузлов на канале им. Москвы. Весной 1938 года он защитил кандидатскую диссертацию. Неизвестно, где он трудился до 1947 года. С августа 1947 года до конца жизни он работал во Всесоюзном НИИ гидротехники им. Б. Г. Веденеева. Реабилитирован Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда Узбекской ССР (определение от 2.12.1957). Он автор более 70 научных работ. Производственная, научная и преподавательская работа О. В. Вяземского была отмечена тремя орденами Трудового Красного Знамени и орденом «Знак Почета». Умер О. В. Вяземский 9 марта 1968 года и похоронен на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.

Отрывок, характеризующий Вяземский, Орест Полиенович

– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.