Кожевин, Владимир Григорьевич

Владимир Григорьевич Кожевин
Дата рождения:	13 июля 1907(1907-07-13)
Место рождения:	Шадринск, Шадринский уезд, Пермская губерния, Российская империя (ныне Курганская область)
Дата смерти:	22 апреля 1990(1990-04-22) (82 года)
Место смерти:	Кемерово, Кемеровская область, РСФСР, СССР
Страна:	СССР СССР
Учёная степень:	кандидат технических наук
Альма-матер:	Сибирский механико-машиностроительный институт
Награды и премии:

Владимир Григорьевич Кожевин (13 июля 1907, Шадринск, ныне Курганская область — 22 апреля 1990, Кемерово) — начальник комбината «Кемеровоуголь», Герой Социалистического Труда.

Биография

Владимир Кожевин родился 13 июля 1907 года в городе Шадринске Шадринского уезда Пермской губернии (ныне Курганской области). В детстве с родителями переехал в Енисейскую губернию, жил в городе Ачинске. Одновременно с учёбой в школе, с июля 1921 года работал разнорабочим местного отделения потребсоюза.

В 1926 году окончил школу и поступил в Первый Сибирский Политехнический техникум имени К. А. Тимирязева в городе Томск на горное отделение. Будучи студентом техникума в качестве начальника провел свою первую поисково-разведочную партию по разведке золотых месторождений в верховьях Енисея. Разведка велась по экспедиционным планам будущего академика И. Бардина.

По окончанию учёбы в 1930 году был выдвинут на научно-педагогическую работу в техникуме — преподавал специальные дисциплины и был заместителем директора по учебной части. Во время работы в Политехникуме продолжил учёбу в Сибирском механико-машиностроительном институте (ныне ТПУ) на горном факультете по специальности «Эксплуатация угольных и других пластовых месторождений». В 1932 году перешёл работать проектировщиком в проектное управление Государственного союзного объединения каменноугольной промышленности Восточной Сибири — «Востокуголь» в городе Томск. Участвовал в закладке и строительстве новых шахт в городе Прокопьевск: крупнейшей на то время в Советского Союза шахты «Коксовая», шахт «Зиминка», № 5-6, № 7 и других.

В 1934 году окончил институт, четыре года работал в Кемеровском горном техникуме: преподавал специальные дисциплины и был заместителем директора по учебной части.

В сентябре 1938 года получил назначение на пусковую шахту «Северная» Кемеровского рудника, где работал в должности заместителя главного инженера и главным инженером шахты. По его инициативе, вразрез постановлению партии, на шахте отказались от использование врубовых машин, и внедрил способ закладки выработанного пространства.

С началом Великой Отечественной войны в составе сформированного на Кузбассе воинского соединения убыл на фронт, но по пути по приказу наркома угольной промышленности СССР В. В. Вахрушева был снят с эшелона и вернулся назад.

В августе 1941 года вместе с группой инженеров был откомандирован в город Осинники в трест «Осинникиуголь» комбината «Кузбассуголь», где добывали угли особо ценных марок, необходимых для металлургии и обороны страны. Работал начальником технического отдела и заместителем главного инженера. В июне 1942 года был назначен главным инженером и начальником шахты № 10 того же треста. Шахта из отстающих вышла в передовые по Кузбассу и, начиная с 1943 года, до конца войны держала знамя Государственного комитета обороны.

С сентября 1945 по август 1947 год работал управляющим трестом «Киселевскуголь» комбината «Кузбассуголь» в город Киселевск. При нём началась открытая добыча в Кузбассе.

В 1947 году на шахтах комбината «Кемеровоуголь» произошли крупные аварии, и в августе начальником комбината был назначен В. Г. Кожевин. Изучив и взвесив обстановку, он принял все меры для устранения недостатков. Комбинат входили предприятия Кемеровского, Ленинск-Кузнецкого, Анжеро-Судженского угольных районов. На посту начальника комбината В. Г. Кожевин решал вопросы обновления шахтного фонда, улучшения экономических показателей угольного производства, прежде всего За счет строительства новых шахт на наклонных и пологих пластах в Анжеро-Судженске, а также сооружения шахт «Промышленновская» в Кемерове, «Березовская» и «Первомайская» в Березовском, развития Ленинск-Кузнецкого и Беповского угледобывающих районов. Все проекты строящихся и вводимых шахт обсуждались с привлечением крупных учёных, и только после такого детального анализа он подписывал проект.

Он как начальник комбината первым поставил перед Министерством угольной промышленности восточных районов СССР вопрос об открытой добыче угля. Получил своевременную поддержку партийного руководства области, и началось строительство разрезов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1948 года за выдающиеся успехи в деле увеличения добычи угля, восстановления и строительства угольных шахт и внедрение передовых методов работы, обеспечивающих значительный рост производительности труда, Кожевину Владимиру Григорьевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот».

С января по апрель 1953 года В. Г. Кожевин занимал должности заместителя министра угольной промышленности СССР и члена Коллегии Министерства угольной промышленности. Ненадолго переехал в Москву. В 1953 году на территории Кузнецкого бассейна распоряжением Совета Министров СССР и Министра угольной промышленности СССР был восстановлен единый орган управления угольной промышленностью — комбинат «Кузбассуголь» в городе Кемерово. Начальником комбината был назначен В. Г. Кожевин.

Определяя перспективы бассейна, он нацеливал аппарат комбината на приоритетное развитие открытых работ. Под его руководством, с его активным участием проходит техническое перевооружение отрасли, строятся новые шахты, внедряется механизация и автоматизация, успешно решаются сложные проблемы поиска эффективных методов добычи угля, научно-технического прогресса в отрасли.

В июне 1957 года был назначен первым заместителем председателя Кемеровского Совнархоза. При В. Г. Кожевине был сформирован работоспособный аппарат Совнархоза из профессионально подготовленных людей, успешно развивали базовые отрасли, был создан мощный строительный комплекс, эффективно решали социальные вопросы.

Работая длительное время в Кузнецком угольном бассейне, горный инженер В. Г. Кожевин являлся не только ведущим специалистом по изысканию и созданию методов разработки месторождений Кузбасса, но и работником, уделяющим много времени исследованиям по весьма актуальным задачам угольной промышленности. Под его руководством и с активным участием проходит техническое перевооружение угольной отрасли, строятся новые шахты, разрезы, внедряются механизация и автоматизация, успешно решаются сложные проблемы поиска эффективных методов добычи угля, научно-технического прогресса в отрасли.

Напряжённый труд на ответственных постах Владимир Григорьевич сочетал с научным поиском. В 1961 г. В. Г. Кожевин окончил аспирантуру при Институте горного дела Академии наук СССР и 27 апреля 1961 года успешно защитил диссертационную работу. Высшая аттестационная комиссия присвоила ему степень кандидата технических наук. Полностью перешёл на научную работу.

В декабре 1961 года начал работать доцентом кафедры разработки месторождений полезных ископаемых Кемеровского горного института, с 1963 года был избран заведующим кафедрой.

3 июля 1967 года был назначен ректором Кузбасского политехнического института, оставаясь заведующим кафедрой «Строительство подземных сооружений и шахт». Под руководством ректора В. Г. Кожевина была укреплена материально-техническая база института. Его десятилетнее пребывание в должности ректора это период бурного развития института. Тогда были построены три новых учебных корпуса, три общежития. Было увеличено количество специальностей, вырос набор студентов на первый курс. КузПИ прочно занял лидирующие позиции, стал ведущим техническим вузом, крупным образовательным и научным центром Кузбасса. В. Г. Кожевина стал первым председателем созданного совета ректоров вузов Кемеровской области.

Руководил институтом до 2 марта 1977 года, об освобождении от обязанностей ректора по личной просьбе. Продолжал работать в институте, до 1985 года оставался заведующим кафедрой строительства подземных сооружений и шахт

Им опубликовано более 160 работ по результатам проводимой исследовательской работы и по вопросам развития угольной промышленности, в том числе две монографии, три учебных пособия

Большое внимание уделял общественно-политической деятельности, неоднократно избран депутатом Верховного Совета СССР, Верховного Совета РСФСР, Кемеровского областного и городского Советов депутатов трудящихся, членом Кемеровского обкома КПСС, делегатом XX и XXIV съездов КПСС. Почти 16 лет возглавлял Кемеровское областное правление общества «Знание».

Жил в городе Кемерово.

Владимир Григорьевич Кожевин скончался 22 апреля 1990 года.

Награды

• Герой Социалистического Труда, 28 августа 1948 года
  • Медаль «Серп и Молот»
  • Орден Ленина
• Орден Ленина
• Два ордена Трудового Красного Знамени
• Медаль «За трудовую доблесть»
• Юбилейная медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»
• Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
• Знак «Шахтёрская слава» трёх степеней.
• Знак Почётного члена общества «Знание» СССР
• Благодарность и грамота Министерства высшего и специального образования РСФСР за многолетнюю и плодотворную научно-педагогическую деятельность и в связи с 70-летием, май 1977 года
• Грамота Всесоюзного общества «Знание» с занесением в Книгу почёта обществ «Знание» РСФСР и СССР
• Медаль имени С. И. Вавилова (общество «Знание»)
• Грамота общества «Знание» РСФСР

Семья

• Отец — Григорий Максимович, учитель
• Мать — Муза Ивановна, с отличием окончила гимназию и институт, работала в школе.
• Жена — Варвара Игнатьевна Немчанинова
  • две дочери Нина и Ольга, сын Владимир

Память

• В июне 2009 года на 46-м заседании Кемеровского городского Совета народных депутатов было принято решение о присвоении одной из улиц, расположенных в жилом районе Лесная Поляна, имени профессора Кожевина.

Литература

• Вегнер А. А. Вклад В. Г. Кожевина в развитие Кузбасса. Исторические исследования в Сибири: проблемы
• Журнал «Уголь». 2007. № 7

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=15867 Владимир Григорьевич Кожевин]. Сайт «Герои Страны». Проверено 4 сентября 2014.

Отрывок, характеризующий Кожевин, Владимир Григорьевич

– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…