Габяши, Султан Хасанович

Султан Габяши тат. Солтан Габәши
Основная информация
Полное имя	Габяшев Султан-Ахмед Хасангатович
Дата рождения	1 мая 1891(1891-05-01)
Место рождения	д. М. Сулабаш, Казанская губерния
Дата смерти	8 января 1942(1942-01-08) (50 лет)
Место смерти	д. Челкак, Бураевский район, Башкирская АССР
Страна	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессии	композитор

Султан-Ахмед Хасанович Габяшев (1 мая 1891, деревня М. Сулабаш, Казанская губерния (ныне Высокогорский район, Республика Татарстан) — 8 января 1942, деревня Челкак, Бураевский район, Башкирская АССР) — татарский и башкирский композитор, педагог и музыкально-общественный деятель. Член Союза композиторов СССР (с 1940 года).

Биография

Султан Габяши родился в семье видного религиозного и общественного деятеля Хасан-Гаты Габяши.

В 1908—1914 годах обучался в Уфимском реальном училище и медресе «Галия». В 1915 году вместе с родителями возвращается в Казань. Сдав экстерном экзамены, поступает в Казанский университет на юридический факультет. Наряду с учёбой в университете занимается преподавательской деятельностью. С 1918-1922 годы служит преподавателем пехотных командных курсов в Казани и преподавателем мусульманских педагогических курсов (впоследствии Педагогический техникум), работает заведующим филиала Восточной консерватории и преподаёт элементарную теорию музыки и хорового пения.

Творческую деятельность Султан Габяши начал в 1909 году с участия в музыкально-литературных вечерах в Уфе и продолжил после переезда в Казань. Первые же сочинения композитора — инструментальные пьесы, романсы и песни, привлекли мелодическим богатством музыкального языка, интересными ладо-гармоническими находками и снискали автору большую популярность. Обращался С. Габяши и к весьма популярному в начале века, но не менее новому для татарских слушателей жанру мелодекламаций.

17 марта 1917 года татарской драматической труппой «Сайяр» была поставлена драма Г. Исхаки «Зулейха» — первое в истории татарского театра драматическое произведение со специально написанной музыкой, автором которой был Султан Габяши. Композитор назвал её «музыкально иллюстрированной драмой», где музыкальные номера исполнялись оркестром под управлением автора. Успехом этого начинания у зрителей стали отзывы в газетах как «нового явления в татарском искусстве». Широкий резонанс среди зрителей получила и вышедшая в 1918 году музыкальная драма «Тахир и Зухра» Ф. Бурнаша. Всего за 1916—1928 годы С. Габяши сочинил музыку к 12 драматическим произведениям, поставленным на сцене татарского драматического театра.

В соавторстве с Г. С. Альмухаметовым и В. И. Виноградовым работал над созданием и постановкой первых татарских опер «Сания» (либретто Ф. Амирхана, 1925) и «Эшче» («Рабочий», либретто М. Гафури, 1930).

C 1931 жил в Уфе, работал научным сотрудником Башкирского НИИ национальной культуры, одновременно занимался композиторской и педагогической деятельностью в Уфимском музыкальном училище.

Габяши стоял у истоков профессионального музыкального искусства Башкортостана и Татарстана, активно участвовал в создании Башкирского отделения Союза композиторов СССР. В 1930-е годы предпринял комплексные музыкально-этнографические экспедиции, составил сборники башкирских и татарских народных песен.

Сын Султана Габяши — Рустем Габяши, известный российский учёный-археолог.

Сочинения

Среди сочинений Габяши — музыка к спектаклям «Хамза», «Бузъегет» (башк. Буҙъегет), «Фаткулла хазрет», «Борьба за трон», «Сыновья земли» (Хади Такташ), «Юсуф и Зулейха», «Шах Аббас» и другим; песни «Кәкук» («Кукушка», слова народные), «Курай» для хора акапелла (стихи М. Хая); «Вальс», «Полька», "Марш «Яналиф» для симфонического оркестра, «Марш» для фортепиано и другие; перевод либретто оперы Джакомо Пуччини «Мадам Баттерфляй» и другие.

Память

Именем Султана Габяши названа улица в Приволжском районе г. Казани Республики Татарстан.

Литература

• [encycl.bash-portal.ru/gabishi.htm Статья в Энциклопедии Башкортостан]
• Сборник «Султан Габяши. Материалы и исследования». Институт языка, литературы и истории им. Г.Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан, 1994 г.
• Маклыгин А. Теоретические взгляды Султана Габяши в контексте музыкальной науки его времени // Страницы истории татарской музыкальной культуры. — Казань, 1991.

Ссылки

• wiki02.ru/encyclopedia/Gabyashi_Sultan_Hasanovich/t/3306
• www.ural.ru/spec/ency/encyclopaedia-4-448.html
• www.markarbejde.ru/m/s/gabyashi_sultan_hasanovich

Отрывок, характеризующий Габяши, Султан Хасанович

– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.