Гай Канулей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гай Канулей (лат. Gaius Canuleius) — древнеримский политический деятель, народный трибун в 445 году до н. э.

Во время своего трибуната Канулей провёл закон, разрешивший законные браки патрициев с плебеями (лат. Lex Canuleia de conubio patrum et plebis). Кроме того, вместе с остальными трибунами он предложил другой законопроект, позволяющий плебеям становиться консулами[1]. Чтобы добиться принятия этих законов, Канулей даже угрожал запретить набор войска для планируемых военных кампаний против соседних племён[2]. Однако из-за сильного сопротивления сенаторов он не смог добиться полного принятия последнего закона. В качестве компромисса с 444 года до н. э. была введена новая должность военного трибуна с консульской властью, который мог избираться как из патрициев, так и из плебеев[3].

Точность описания Ливием деятельности Канулея и противостояния между патрициями и плебеями, в котором его законы сыграли важную роль, вызывает сомнения у некоторых современных исследователей.

Напишите отзыв о статье "Гай Канулей"



Примечания

  1. Ливий IV,1,3
  2. Ливий IV,2,12
  3. Ливий IV,6,8

Литература


Отрывок, характеризующий Гай Канулей

– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.