Галибова, Рена Абрамовна

Рена Абрамовна Галибова
Основная информация
Дата рождения	24 мая 1915(1915-05-24)
Место рождения	Коканд, Ферганская Область, Российская империя
Дата смерти	10 сентября 1995(1995-09-10) (80 лет)
Место смерти	Бостон, США
Годы активности	1935—1995
Страна	СССР СССР → США США
Профессии	оперная певица
Певческий голос	меццо-сопрано
Жанры	Опера, народные песни, шашмаком
Награды

Рена Абрамовна Галибова (тадж. Раъно Абрамовна Ғолибова; 24 мая 1915, Коканд, Ферганская Область, Российская империя — 10 сентября 1995, Бостон, США) — советская таджикская певица (меццо-сопрано). Награждена Знаком Почета, Орденом Трудового Красного Знамени, Орденом Ленина (1941), Народная артистка Таджикской ССР (1941).

Биография

Родилась в 1915 году в городе Коканде в семье Аврама Галибова и Адино Ягудаевой. Провела своё детство в городе Ташкенте, где её отец был режиссёром театра. В возрасте 13 лет начала музыкальную деятельность, в возрасте 18 лет была приглашена петь в Ташкентском Радиокомитете. Впервые выступила на оперной сцене в Ташкенте в 1935 году.

В 1934 году Рена Галибова вышла замуж за бухарско-еврейского писателя Гавриэля Рубиновича Самандарова, и в 1938 году они переехали в город Сталинабад (ныне Душанбе), Таджикской ССР. Там она стала артисткой таджикского музыкального театра и с 1940 до 1966 была солисткой Таджикского театра оперы и балета им. Садриддина Айни.

В 1939 году в возрасте 24 лет она получила звание Заслуженной артистки Таджикской ССР. В 1941 году в Москве на Декаде таджикского искусства она пела для Сталина и руководства страны. Один из членов Политбюро^[кто?] хотел наградить её орденом Трудового Красного Знамени, но Сталин сказал: «Нет, она заслуживает большего, надо наградить её орденом Ленина». В том же году получила звание Народной артистки Таджикской ССР.

Во время Великой Отечественной войны она выезжала на фронт с концертами. После войны продолжала петь и выступать на сцене. В 1957 году её пригласили на сцену Большого театра в Москве.

Эмигрировала в город Бостон в США после распада СССР в 1991 г.

Скончалась в Бостоне, США в 1995 г.

Похоронена на бухарско-еврейском участке еврейского кладбища Маунт-Кармел в районе Квинс, города Нью-Йорка, США.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Галибова, Рена Абрамовна

Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.