Гейденрейх, Михал

Гейденрейх Михал
Прозвище	Ворон
Дата рождения	19 сентября 1831(1831-09-19)
Место рождения	Варшава, Мазовецкое воеводство, Царство Польское, Российская Империя.
Дата смерти	9 апреля 1886(1886-04-09) (54 года)
Место смерти	Львов, Королевство Галиции и Лодомерии, Австро-Венгрия.
Принадлежность	Российская империя Польское национальное правительство
Годы службы	(1860 — 1862) (1863 — 1864)
Звание	Полковник Генерал-полковник
Сражения/войны	Польское восстание (1863) Вторая битва под Хруслиной Бой под Жиржином Бой под Файславицами Сражение при Коцке

Михал Ян Гейденрейх псевдоним «Крук» (Ворон) (польск. Michał Heidenreich, Heydenreich, "Kruk"; 19 сентября 1831, Варшава — 9 апреля 1886, Львов) — польский генерал, повстанец.

Сын ополяченного немца и француженки. Выпускник Академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге. Был членом тайного кружка польских офицеров, созданного Сигизмундом Сераковским. С 1862 в Царстве Польском.

Во время Январского восстания военный начальник Люблинского и Седлецкого воеводств. 24 июля 1863 потерпел поражение при Каниволе, но 4 августа одержал победу при Хруслине и 8 августа — в бою под Жиржином, после чего был произведён в генералы. Разбитый наголову при Файславицах 24 августа, ушёл на юг. Разбит при Порыцке 1 ноября и при Коцке 25 декабря.

Жил в эмиграции во Франции и Великобритании, принимал участие во Франко-прусской войне (1870—1871).

С 1872 года проживал во Львове, где умер и похоронен на Лычаковском кладбище.

Отрывок, характеризующий Гейденрейх, Михал

– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»