Геммель, Герман

Герман Геммель
Дата рождения:	28 ноября 1813(1813-11-28)
Дата смерти:	22 марта 1868(1868-03-22) (54 года)
Влияние:	Крюгер, Франц
Работы на Викискладе

Герман Иоган Эрнст Геммель (нем. Hermann Johann Ernst Gemmel; 28 ноября 1813, Бартен, Восточная Пруссия — 22 марта 1868, Кёнигсберг) — немецкий архитектор и художник.

Биография

После того как Геммель в 23 года выучился на геодезиста, он поступил в академию архитектуры в Берлине. Наряду с художником Хентигом свои уроки живописи Геммелю давали Карл Эдуард Бирманн, Ф. Крюгер и Ф. В. Ширмер.

В 1865 году на выставке академии художеств Геммель дебютировал со своей картиной Färberei am Schafgraben. После чего ему было предложено представить свои наброски Берлинского собора. Однако они в конце концов не были удостоены вниманием. В 1845 году он вернулся на родину и осел в Кёнигсберге, став преподавателем Кёнигсбергской академии художеств.

Весной 1854 — осенью 1855 Геммель путешествовал по Италии и останавливался на несколько недель в Риме и Венеции. В городе на лагунах он принимал участие в оформлении капеллы для кардинала Зено. После возвращения на родину Геммелю доверили читать курс лекций по архитектуре, истории искусства и перспективе в академии художеств в Кёнигсберге и назначили штатным профессором.

В возрасте 54 лет Геммель умер 22 марта 1868 года в Кёнигсберге.

В своём творчестве Геммель обращался к архитектуре Италии и Восточной Пруссии.

Отрывок, характеризующий Геммель, Герман

Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.